А-Два
Шрифт:
– Немного есть.
– согласился металлический субъект, до степени смешения похожий на разыскиваемого всеми окрестными правоохранителями беглого робота.
– Теперь нам, и правда, только в газету. Бред, конечно, ой, бред...
– робот нервно рассмеялся.
– Знаешь, что смешно?
Девушка воззрилась в изумлении. По ее сугубому мнению, смешного в происходящем было примерно ничего.
– Я ведь колобок, так получается? Легендарный герой? Сказку ты хорошо помнишь?
Девушка сказку помнила и поспешила согласиться.
– Те, кто меня собирал, они ведь делали это по остаточному принципу. Амбар, сусеки, на тебе, боже, что нам негоже. Не дед и бабка,
– Дальше должен был медведь!
– поддержала сеанс одновременного разоблачения та, которую назвали ласковым именем.
– А он и был! Фамилию инструктора горкома помнишь?
– Нет, точно не Медведь, и даже не Медведев.
– усомнилась логичности построений девушка. Впрочем, вот именно сейчас ей стало особенно интересно.
– Аркудин он. Ар-ку-дин. Аркуда — это, если по-древлянски, медведь. Был такой народ, почти в этих краях, древляне. Так медведя и называли. Или не они, а их соседи... Неважно.
– И верно, медведь. Медведин?
– Или Медведев, неважно. И знаешь, чего мне совершенно не хочется знать?
– удивительно человечный робот спрятал внутрь себя манипуляторы и вздрогнул. Девушка была готова поспорить, что собеседник так ежится, как бы от возможного нервического испуга.
– Мне совершенно не хочется знать, - подытожил робот, - кто в этой сказке лиса.
***
Ленинград, 24 ноября 2022 года. Здесь и сейчас.
Гюнтер Корсак, вновь не пенсионер.
В самом начале Гюнтеру Корсаку, отставному капитану второго ранга подзграничных войск, командиру боевому и серьезному, внезапно понравилось бездельничать.
Было в этом что-то новое и интересное: не вскакивать, по тревоге и без, в несусветную рань, не держать при этом в голове запредельно объемный список дел, служебных, походных и кадровых, не нести сугубую ответственность за немаленький экипаж подземного крейсера проекта с ласковым названием КПК-17 «Ильич» и бортовым номером из десяти секретных цифр и букв...
Вместо этого военный пенсионер мог провести утро, любое по своему выбору, в приятном безделье: выпить кофе или чаю (на выбор), аппетитно похрустеть свежим багетом, неторопливо и внимательно, перечитывая по два раза отдельные абзацы, ознакомиться с утренней прессой. Собраться, в конце концов, и в виде совершенно гражданском выгулять самого себя по замечательным улицам северной столицы СССР! Корсаку все это гражданско-пенсионное житье-бытье нравилось неимоверно.
Дня, примерно, три.
На четвертое утро деятельная натура командира в отставке потребовала немедленных действий: прямо сейчас и с прицелом на дальнюю перспективу. Говоря проще, Корсак решил отложить негу и излишества на когда-нибудь потом, и отправился устраиваться на работу.
Куда может пойти работать отставной военный (пусть подзграничники, с неизжитой пока еще у нас кастовостью, не считают себя ни армией, ни флотом: так и говорят, «мы не военные, мы подземные»)?
Отставной кап-два размышлял над проблемой долго: все время, пока тщательно наглаживал электрическим утюгом брюки и свежую сорочку, пока придирчиво осматривал ботинки, начищенные еще с вечера, пока надевал все вышеперечисленное вкупе с разными важными мелочами, на свой крепкий
организм и спускался по лестнице с третьего этажа, то есть, в совокупности, минут примерно семь.«Идти в милицию не стоит. Не знаю специфики совершенно, да и начинать капитану второго ранга заново с младшего лейтенанта неприятно, и в смысле субординации, и по возрасту.» - Корсак отвлекся на завязывание шнурков.
«Вообще, наверное, не стоит думать ни о чем боевом или охранном. КГБ, милиция, прокуратура и обычная, наземная, армия — отставить.» - Гюнтер запер дверь съемной квартиры и устремился вниз по ступенькам. «А вообще, стоит вспомнить слова классного руководителя».
Перед глазами, как наяву, встал главный образ детства и отрочества: могучий огр, лысый, как колено и такой же круглый в смысле головы. Классный преподавал историю, делал это страшно интересно, и потому пользовался среди неугомонных школьников заслуженным авторитетом.
«Юноша, главное — найти себе дело по душе, и Вы ни дня не будете в жизни бездельником.» - так говорил учитель.
У Гюнтера, конечно, была в этом смысле мечта. Мечта росла вместе с ним все детство, забралась в отрочество, строго по практике, завещанной классиком, перешла в юность. Все то время, пока Корсак постигал сложную науку управления подземным кораблем и человеческим коллективом, превосходил истмат и диамат, вступал сначала в комсомол, потом в партию, получал первое и последующие командирские звания, мечта жила внутри, вот какой она была крепкой!
Гюнтер Корсак мечтал писать. Не фельетоны писать, не заметки какие-нибудь более серьезные, даже не рассказы и повести для, допустим, юношества. Товарищ отставной командир нежно лелеял в себе искру таланта военного историка или обозревателя: во всяком случае, наличие такого таланта, пусть и не развитого, оказывалось весьма кстати при составлении разного рода документов, а их через крепкие профессиональные руки Корсака за время службы прошло предостаточно.
Васильевский остров встретил мужчину замечательно: мелкими лужицами, ярким солнышком и легким ветерком. Совсем недавно прошел теплый дождик, воздух очистился от пыли большого города и вдыхался как-то по особенному весело и радостно.
В левом ухе прозвенело. «Через двести метров поверните налево,» - сообщила ненастоящая девушка Василиса, мелкий электрический дух, заклятый и посаженный специалистами зеленоградского завода Ангстрем в специальную пластмассовую коробочку. Коробочка, кстати, называлась словом элофон, то есть — электрический телефон, и представляла собой самое острие советского научно-магического прогресса. Кроме точного и своевременного указания маршрута следования по любому советскому городу, она еще умела соединять в один телефонный звонок двух и более абонентов, передавать короткие текстовые записки, снимать не очень большие и четкие, но маголограммы и еще массу всего такого, что раньше требовало приличного расхода эфирных сил и виртуозного владения концентратором.
Корсак, как и всякий подзфлотский командир, прогресс неимоверно уважал и даже любил: особенно его радовало то, что настоящие чудеса науки постепенно становятся доступными не только товарищам военным или товарищам ученым, но и любому гражданину страны Советов, сколько их ни есть!
Вот и получалось, что сейчас отставной командир направлялся в натуральное сосредоточие прогресса: редакцию замечательной газеты «Научно-Технический Вестник», или, как ее называли повсеместно, НТВ. Газета как бы объединяла в себе все лучшее, что только можно было придумать на этот и подобный, счет.