А-Два
Шрифт:
– Во-вторых, звонивший обнаружил невероятный уровень владения вопросом! Он, вкратце, излагал такие подробности, которые всем присутствующим, наверное, известны, но, судя по всему ходу заседания, известны не целиком, а по частям!
– журналист кивнул коллеге, как бы предлагая тому продолжить.
– Главное, товарищи, - подхватил эстафету Корсак, - мы немедленно, прямо в дороге, связались с компетентными органами и попросили проверить, откуда звонил возможный шутник, не уточняя, разумеется, сути шутки. Так вот, данные СОРМ-5 однозначны: звонок поступил с постоянно движущегося объекта, предположительно, элофона, но не зарегистрированного в сети и не передающего никакой телеметрии,
– еще накануне сотрудник научно-технического издания о таковой технической невозможности даже не догадывался, но на этот счет его успели наспех просветить.
– Вероятность того, что это именно искомый объект, достигает осмысленных величин, и, как минимум, требует проверки!
– Надо брать!
– внезапно заявил товарищ Аркудин. Присутствующие воззрились на него с некоторым недоумением: не служивший ни в армии, ни в милиции Дмитрий Анатольевич иногда выражался совершенно не так, как стоило бы ожидать от технического интеллигента в девятом поколении. Отдельным товарищам было, конечно, известно, что жаргонных выражений и некоторых реакций Аркудин нахватался от друга детства, полжизни отдавшего немецкой госбезопасности, и работающего теперь генеральным секретарем Германской Демократической Республики, товарища Дервегге. Отдельным, но не всем: поэтому окружающие вздрогнули, пришли в ум и согласились.
– Я могу, товарищи.
– заявил Корсак.
– Изделие меня не заморочит, это первое, поскольку у меня нет ушей.
Конечно, сами уши у капитана второго ранга в отставке зримо присутствовали, но под ушными раковинами не было всякого, что положено человеку: прямо в череп были установлены бионические протезы. То были последствия боевой баротравмы, одна из причин раннего выхода боевого командира на пенсию, о чем Корсак и сообщил собравшимся.
– Протезы управляются непосредственно мозговыми волнами, - уточнил Корсак.
– Выключу на аппаратном уровне восприятие инфразвука, и все. Далее, он мне, условно, доверяет, а повода беспокоиться я, поначалу, не дам. Выслушаю внимательно, задам вопросы, демонстративно стану писать на элофон наш разговор. И, второе, как только пойму, что пора, сразу же...
– Сразу же ЧТО?
– уточнил самый нетерпеливый из присутствующих.
– Сразу же - вот.
– Корсак внезапно разозлился и сделал лицом страшное. Во всем помещении резко погас свет: из-за стены послышались негодующие возгласы, видимо, техническая магия сработала и там. Стало очень тихо: звук вентиляторов, оказывается, привычен, но тоже хорошо слышим, а сейчас остановились и они.
– В радиусе четырехсот метров полностью отключается все, что питается от электричества, а не от магического потока. Четыреста метров — это расстояние от крайней точки носа до боевой рубки, и, соответственно, от рубки до крайней точки кормы. Ровно длина моего когда-то подземного крейсера.
– Это что же, товарищ Корсак, - заинтересовался Аркудин, - бесконцентраторная магия? Высший пилотаж! Но откуда и зачем?
– Я, товарищ Аркудин, двадцать лет командовал подземными лодками разного класса. Главный враг подземного боевого корабля — не стационарные терробуи, не вражеские лодки, а вот такое.
На этот раз обошлось без высших практик: концентратор Корсак, все же, применил, и над кафедрой докладчика проявилась динамическая маголограмма. Изображен на ней был неприятный объект, больше всего похожий на морское головоногое, только выполненное из металла: детали механизмов были видны очень отчетливо. Объект шевелил стальными щупальцами, сверкал дугами маленьких сварочных аппаратов и топорщил страшненькие антенны сенсоров.
– Экая говна!
–
Корсак, тем временем, продолжил.
– Так вот, они, на самом деле, маленькие. Автономность никудышная, десять подземных миль от корабля-матки, максимум. Маленькие, но - маневренные, из бортового оружия по ним нипочем не попасть, а вот если они тебя обнаружили и успели закрепиться на обшивке — пиши пропало. Тут же налетят еще десятки, и корабль просто разберут на части. Экипаж, разумеется, погибнет, лодка пропадет без вести. Если есть контакт, остается одно — вот такое, как я сейчас показал.
– Корсак взглянул на часы. Они, по одной из неистребимых привычек, были механические, и продолжали исправно показывать время.
– Пять, четыре, три, два... Есть!
– свет включился как-то сразу, и, видимо, во всем здании.
– Остальное же - семейное сродство со стихией электричества и годы тренировок. Системы лодки специально подготовлены, включаются на шестьсот секунд раньше, чем электроспрут, а за это время корабль успевает втянуть в корпус периферию и перейти из пустотного режима в грунтовой: земля работает как напильник, всю дрянь стряхивает с корпуса, одновременно разбирая до полной непригодности.
– Выражу, товарищи, общее мнение, - взял слово инструктор горкома.
– Это было весьма убедительно, да. Если у кого и есть шанс быстро поймать и обезвредить Изделие, не проводя в мирном городе войсковую операцию — так это у товарища Корсака. Опять же, боевой опыт, понимание процесса... Предлагаю голосовать. Кто за?
«За» проголосовали единогласно.
***
Ленинград, 25 ноября 2022 года. Здесь и сейчас.
Семенов-младший, влюбленный черт.
Кино оказалось просто замечательное. Шпион был посрамлен и побежден, главный герой (советский контрразведчик) встретил свою героиню (дело шло к свадьбе), мирное население ликовало, злобные капиталисты потерпели фиаско и продолжили строить мерзкие планы — что, кстати, весомо намекало на вторую серию...
Главное, конечно, было не в этом. Семенов-младший был готов смотреть вообще все, что угодно, даже производственный киножурнал или несмешные иностранные комедии середины прошлого века: ведь рядом с ним была Она.
Сначала комсорг, натурально, куда-то пропал. Искать его принялись тем активнее, чем ближе была выплата стипендии: решение о том, получит ли тот или иной студент ту или иную надбавку, принималось комсомольскими вожаками, к числу которых комсорг курса, конечно, относился.
Декан загадочно улыбался, но помалкивал. Наиболее настойчивым преподавателям намекнули только, что по поводу комсорга звонили с самого верха (взоры понятливо подымались горе), и что беспокоиться об его, Семенова, отсутствии не стоит совершенно.
Студенты же не знали ничего вовсе. Более того, даже Инга, та самая Ингаэль, о нежных чувствах комсорга к которой на факультете не догадывался только очень невнимательный студент, пребывала в точно такой же, как и все остальные соученики, неопределенной растерянности.
Комсорга не было почти пятидневку.
Объявился он на четвертый день, как говорится, в силах тяжких: не в одиночестве, а в сопровождении двоих товарищей в очень штатском, но выдающих себя полностью выправкой, отличной физической формой и колючим взглядом немигающих глаз, одинаковым у обоих настолько, что он, взгляд, казался выданным под расписку одним на двоих.