А кто у нас муж?

— Ты, как? — Даня присел передо мной на корточки, берет в ладони мое лицо. С врачом говорила уже?

Мотаю головой и тянусь к Рыжему. Как хорошо, что он приехал, что рядом.

Мы стоим обнявшись посреди больничного холла и молчим. Я не знаю, как сказать, что боюсь, очень боюсь, что папа умрет, не выдержит всего, что на него навалилось. И что я не смогу ему ни в чем помочь. А Даня просто гладит меня по голове и что-то шепчет на ухо, тихо, успокаивающее.

— Епифанцева здесь? — Вздрагиваю от незнакомого чужого голоса. Чуть отстраняюсь от Рыжего и вижу перед собой мужчину лет сорока в белом халате. Он оглядывается по сторонам и встречается взглядом со мной.

— Я это.

Он молча кивает головой в сторону коридора и мы идем куда вдоль каких-то кабинетов, у которых толпятся люди… Белые стены, запах лекарств повсюду.

— Я — Николай Дмитриевич, — представляется врач. — Отец ваш плохо себя почувствовал на улице, скорую прохожие вызвали. У него приступ стенокардии. Знаете, что это такое?

Конечно, знаю. Как и другие медицинские термины, связанные с больным сердцем. Спасибо Миле.

— Состояние сейчас стабильное, но вы понимаете, что ишемия — это патологическое состояние, риск будет всегда. Мы его оставим здесь, на несколько дней, а дальше посмотрим.

— Маше можно отца навестить? — Рыжий вдруг вклинивается в наш разговор, и я ему очень благодарна за это. Он держит меня за руку, все время, что мы здесь, держит меня и не отпускает.

— Я вас пущу к нему, ненадолго. Сестра скажет вам, что надо из дома привезти, а что купить. Пойдемте.

Папа лежит в палате, здесь еще три койки, все заняты. Он не видит меня, смотрит отрешенно в окно, но выглядит вроде не так уж и плохо.

— Паап?!

Только не зареви! Ему только сейчас слез твоих не хватает.

— Машенька… — Смотрит на меня потухшим взглядом. — Все хорошо у меня, ты не волнуйся.

Ага! Не волнуйся!

— Пап, — стараюсь говорить бодрым голосом. — Ты как себя чувствуешь-то? — присаживаюсь на кровать и беру его ладонь в свою. У него теплая рука, но какая-то слишком уж податливая.

— Нормально, Маш, нормально. А это кто? — Кивает на Рыжего, который молча стоит у меня за спиной.

Не так я хотела их познакомить, совсем не так. Но куда деваться-то?!

— Данил, друг Маши.

— Друг, значит… ну хорошо, если друг. — Он быстро теряет интерес к Рыжему, но тот и не настаивает на общении. Просто стоит рядом со мной. Вроде и не делает ничего, но мне намного спокойнее, что он здесь.

— Пап, я все привезу, что надо. Ты скажи только. И… А где Мила, пап? Не могу до нее дозвониться.

Он вздрагивает, а в глазах такая боль, что сразу поняла — что-то очень дерьмовое случилось. И не надо было спрашивать.

— Ушла Мила… Разводиться решила… — Он произносит это тихим и таким безжизненным голосом, что мне страшно становится. — И детей оставила… к … любовнику сбежала. Так вот.

Ушам не верю, в ступоре каком-то. Слова понимаю и точно знаю, что это правда. Как у папы проблемы начались подспудно ждала взрыва, у них и отношения заметно испортились, но чтобы развод.

— А…

— Все, вам пора, Маша. Завтра приходите.

Какая-то тетка сует мне в руку клочок бумаги, говорит что-то лекарства, одежду, еще что-то. Даня отбирает у меня бумагу и расспрашивает медсестру.

Вот же дрянь! На меня, наконец, накатывает злость на мачеху. Шлюха! Любовник, значит! Да у нее наверняка он давно уже. Восемь лет с отцом прожила. Так ушла в свои мысли, что даже не заметила, как снова оказалась в объятиях Рыжего. Прижимаюсь щекой к его груди, и даже радуюсь, что не дозвонилась до Милы. Не представляю, что бы сделала.

— Мань, все, что здесь написано, мы купим. Я куплю. Надо, наверное, к вам домой съездить… — Даня ведет меня за руку к выходу, по дороге указывает на бахилы, которые нужно выбросить. Я и забыла совсем, что одевала их, когда пришла.

… Дом пуст, вроде все на своих местах, даже игрушки мелких разбросаны по полу гостиной, Даня только что чертыхнулся, наступив на машинку Кирюхи. Детей нет, по дороге позвонила Милиной матери, братья у нее. Уже три дня как. Нормальная вроде женщина, чуть старше папы, в кого, спрашивается, Мила такая дрянь.

— Ты, Маш, не переживай, ну поругались они, и не такое бывает. А детки пусть у меня пока поживут, да Милка часто их ко мне привозит в последнее время. Незачем им родительскую ругань слушать.

Судя по бойкому голосу тети Марины она не знала ни о разводе, ни о том, что папа в больнице. Пришлось про папу все сказать. Слушать ее охи и ахи не стала, пообещала, что на днях приеду, детей проведаю и просила им пока ничего не говорить.

Хожу по дому, я ведь выросла здесь, все такое свое, родное и в то же время как будто в другой жизни все было. Рыжий находит меня в большой спальне, роюсь в отцовских вещах, выбираю, что привезти ему.

— Маш, где у вас тут хорошая аптека есть? Может, не все куплю, но хоть что-то.

Самая большая круглосуточная аптека в двадцати минутах езды, так что, когда слышу, как хлопает входная дверь, удивляюсь. Наверное, Даня забыл что-то и вернулся. Все-таки как же хорошо, что он рядом! Вроде молчит все время, расспросами не достает, не жалеет, но…

— Мила?! — Вижу мачеху в дверях спальни. На ней пальто, в руках очередная брендовая сумка и еще большой пакет, кажется пустой. — Ты чего тут забыла, дрянь?!

Даже не думаю сдерживаться, если подойдет ближе, по морде ей врежу, твари. Отца чуть в могилу не отправила, детей бросила.

— Не смей так разговаривать со мной! Это мой дом! Что тут делаешь?

Чую, будет драка!

— Папа в больнице! Ты даже трубку не взяла, я тебе сегодня обзвонилась! С любовником своим трахалась, да?! А отца и детей на помойку? Вон пошла отсюда!

Она растеряна, вижу, про папу не знает, но ее это точно не извиняет.

— Маш, ты успокойся, пожалуйста. А что с Виталиком? Что-то серьезное?

— Тебе-то что? Не надейся, не умрет. Еще тебя переживет. Убирайся, я сказала!

Она молчит, смотрит по сторонам, а потом вдруг примиряюще поднимает руки. Улыбается.

— Ты сейчас не в себе, Мань, мы потом поговорим. Все не так как тебе кажется, просто нам с твоим папой… не очень хорошо вместе.

— И поэтому любовника себе завела, да? Кто? Толик?

Она машет на меня рукой, а сама что-то вытаскивает из комода, кажется, какие-то украшения.

— Не твое дело, Маш. Ошибка все это…