А началось с ничего...
Шрифт:
Юлька жила далеко от завода, и Сергей не раз покаялся, что напросился в провожатые. Дорога — ухаб на ухабе, кучи золы понавалены, улица траншеями перекопана.
— Тут у вас как фронт.
— Еще хуже. Осенью водопровод начали прокладывать, да так и бросили. Возвращайся, мне теперь недалеко.
— Ладно, доведу до дому.
— Отец может увидеть. Спасибо за проводы.
— П-пожалуйста, — ухмыльнулся Сергей. А про себя подумал: «Что уж там за строгий отец такой?» И еще: «Не-ет, Юлька — не
Юлька — не Клавка, а которая лучше?
26
Бригада вовсю подшучивала над Юлькой и Сергеем: видать ведь, что не брат с сестрой: на перекурах рядышком, в столовой за одним столом, на работу, с работы вместе, а жених все никак конкретного разговора не затевал с невестой, слов не находилось. Мало их в русском языке, всего около ста тысяч. И так, чтобы обнять покрепче или еще что там от избытка крови — ни-ни. Вспомнит Клавку — поскромнеет сразу.
Женился Сергей по-чудному. Можно сказать: гроза помогла.
Отработали смену с четырех, смыли трудовой загар. Сережка пиджак на плечи — и скорее из цеха. Юлька под заветным топольком. Навалилась плечиком на ствол, чертит что-то по коре ногтем и нет-нет да скосит глаза на дверь. Ждет. Увидела и выпрямилась. Маленькая, чистая, в коротком платьице-татьянке, талия клинышком, ножки аккуратные.
«Ух ты, хрусталик какой! — удивился Сергей. — И почему она мне сперва не понравилась? А не приглядывался потому что».
— Ты чего долго так? Устал?
— Немножко. Пошли?
За проходной на них, будто из засады, налетел ветер. Растрепал прическу, заподнимал подол. Юлька стыдливо прижала юбку к ногам.
— Гроза собирается. Ишь, крутит.
— Пронесет стороной.
Где-то на краю света полыхнула молния, в кромешной тьме проворчал гром. Юлька схватила Сергея за руку.
— Тикаем, наполощет!
По спинам ударили крупные капли, повеяло холодом. Сергей хоть в пиджаке, на Юльке ни шарфа, ни косынки. Над самыми головами взвоссияло и потухло.
Гром громыхнул так, что с деревьев лист посыпался.
Дороги не разбирали. Перемахнули по жидким дощечкам через знакомый ровик, юркнули под навес, прижались к стене. В желобе зажурчала вода.
— Успели. — Юлька, сдерживая дрожь, засмеялась.
Сергей придвинулся ближе к ней.
— Замерзла ведь.
Он расстегнул пиджак, прикрыл ее полой. Прижалась.
— Какой ты горячий, Сережа…
Дождь хлюпал по лужам. Перестали сверкать молнии, стих ветер. Похоже, ненастье зарядило на всю ночь.
— Хорошо, мне огород не поливать.
— А домой как?
— Я дома.
— Тебя не потеряют?
— Потеряют.
Сергей легонько оттолкнул ее от себя. Держится, пригрелась.
— Юля, я пойду, пока стихло немного.
— Иди.
Юлька
выбралась из-под полы, зябко передернулась, уткнулась лицом в грудь.Сергей за подбородок приподнял ее голову, коснулся ладонями ушей. Уши холодные-холодные. Хрящики упругие. Сжал посильнее. Юлька затаила дыхание, опустила ресницы.
«Поцеловать, что ли? А вдруг обидится? Извинюсь».
Нет, ничего, не обиделась. Потупилась только.
— Юль, ты знаешь, какие у тебя губы? Вкуса свежей дождевой воды с железной крыши. У нас в Лебяжке дом под железом был. Я любил пить дождевую воду. А ты?
— Не хочется мне отпускать тебя.
— Не отпускай.
Юлька пожала плечами.
— Слушай, есть рацпредложение.
— Ну.
— Скажем: поженились.
— Сдурел. Женятся разве так?
— Женятся. Я читал. В «Порт-Артуре». Только там она его сагитировала.
— Боюсь. Папка мне жениха с хозяйством ищет.
— Пусть ищет потом.
— Точно! Сережка-а… Он как раз сегодня цеховую картошку караулить нанялся, а мамке лишь бы замуж меня спихнуть. Пойдем.
И она потащила его к калитке. Во дворе, почуяв чужого, зарычала собака, зазвенела цепь.
— На место, Трезор! Иди, не укусит. Да держу, проходи быстрее.
Сергей прошмыгнул на крыльцо.
«Все. Отрезан путь к отступлению».
— Ты только не теряйся, — зашептала Юлька, подталкивая Сергея на верхнюю ступеньку. — Мамка — Таисья Петровна. Она любит, когда ее по имени-отчеству величают. Стучись.
Постучался. Сейчас как попрут мужа кочергой. Вспыхнули щели кухонного ставня, скрипнула дверь.
— Юлька, ты?
— Я, мама. Открывай.
— Шляешься по всей ночи, блудня. Скажу отцу, он тебе… Клацнул винтовочным затвором засов, скрежетнул крючок.
— А это еще кто с тобой?
— Муж. Входи, входи, Сергей.
Куда входить, если от косяка до косяка руки матери, как распятье?
— Здравствуйте, Таисья Петровна. Я… Мы…
— Вижу, что «я», «мы». Милости прошу, зятек нежданный.
Она, как бельевой прищепкой, защипнула пальцами рот, покачала головой и ушла в избу.
— Разувайся, тоже мне, совсем растерялся. Мамка! Ты нам поесть сообрази.
— Нет уж, голубушка, сама соображай теперь.
— Понял? Что я говорила. — Юлька стук-стук, скинула босоножки. Сергей привстав на одно колено, возился со шнурком. Узел. Еле развязал. Перед глазами на светлой полосе из раскрытых дверей металась Юлькина тень.
Сергей переступил порог и затоптался в нерешительности. Видок у него: носки мокрые, следы отпечатываются, брюки грязью уляпаны, пиджак помятый. Муж…
— Здравствуйте, — еще раз поздоровался он.
Таисья Петровна, будто не дочери, а ей жить, приценилась к Сергею.