А потом я попала в историю Золушки
Шрифт:
– Ты в порядке? – спросил его Ричард Коррэл, актёр, игравший короля.
– Да, спасибо, – улыбнулся Шон и, остановившись у гримёрки, толкнул дверь. Ричард вошёл за ним. Как у актёров первого плана, у них двоих была отдельная от массовки комната.
Пока Шон переодевался, Ричард то и дело бросал на него насмешливые взгляды. Как от взрослого, опытного человека, от него не укрылось ни то, что творилось с Шоном, ни то, что сам он пока своих чувств не осознал, поэтому Ричард решил немного помочь.
– Кажется, скоро в труппе расцветёт любовь, – издалека начал он.
– Правда? – повёлся Шон. – Между кем и кем?
–
– Вот как. – Шон был озадачен. Он никогда не замечал в труппе такого парня. Интересно, кто он? И кто та счастливица, в которую он влюблён? Хотелось верить, что не Эми…
– Ты знаешь такое выражение – «бабочки в животе»? – с чуть заметной улыбкой спросил Ричард.
Шон кивнул.
– А испытывал когда-нибудь подобное?
– Нет, конечно. Это же просто фигура речи… А почему вы спрашиваете?
– Да так просто.
Тема для разговора исчерпала себя, и оба актёра продолжили переодеваться молча.
«Бабочки в животе», – мысленно хмыкнул Шон. Из всех «определений» любви это он считал наиболее глупым. Какие ещё бабочки? Газы, что ли? Сам он никогда не испытывал ничего подобного. Их с Марион любовь родилась из дружбы, была пропитана нежностью и желанием заботиться друг о друге. Бабочки в животе, замирающее сердце, электрический ток в венах – все эти глупости были не о них, их чувства были куда более глубокими и зрелыми. Рядом с Марион Шону было спокойно, для него она стала семьёй, которой он так рано лишился, она подарила ему дом: место, куда он мог вернуться после тяжелого дня, место, где его ждали. Она была тихой гаванью для потрёпанного штормом корабля, и Шон совсем не жалел, что между ними не было так называемой «искры», о которой любил рассуждать его лучший друг, мечущийся от девушки к девушке. В отличие от него, Шон уже определился, с кем хочет провести остаток жизни: с Марион – здесь и вариантов быть не могло.
Приятные мысли о возлюбленной прервал телефон. Звонил менеджер Шона, и разговор так затянулся, что, когда Шон повесил трубку, Ричард уже ушёл. Шон тоже хотел быстрее покинуть театр, но, проходя мимо гримёрки главных актрис, услышал за ней высокий, хрустальный голос, напевающий что-то. Он сразу узнал Эми, а потому не мог не задержаться. Осторожно открыв дверь, он заглянул внутрь.
Эми была в гримёрке одна. Облачившись в бальное платье Золушки, она стояла перед зеркалом на табурете и, чуть пританцовывая, пела одну из песен мюзикла.
Вид Эми и её голос заворожили Шона. Приоткрыв рот, он неосознанно сделал шаг в комнату. Эми увидела его отражение в зеркале, замолкла на полуслове и резко обернулась. Табурет не выдержал её пируэта.
– А! – вскрикнула Эми, падая вниз, но Шон уже был рядом, чтобы её поймать. Эми оказалась куда легче, чем он ожидал. Она скользнула в его руки, словно невесомая пушинка. Её тело показалось ему настолько маленьким и хрупким, что он непроизвольно стиснул её сильнее, дабы она не проскользнула
через его руки и не упала. Эми судорожно вздохнула в ответ на этот жест, прижимаясь к Шону вплотную, и в его животе вдруг будто взвилась стая бабочек. Реакция собственного тела так напугала Шона, что он тут же разомкнул объятья и грубо оттолкнул Эми.– Ай! – Эми, не удержав равновесия, грохнулась на попу.
Её недоумённый взгляд вперился в Шона, но на лице того застыл такой ужас, что она и сама испугалась.
– Шон?
– А? – будто очнувшись ото сна, откликнулся тот.
– Что-то случилось?
– Нет. – Шон провёл рукой по лбу, пытаясь скинуть с себя остатки наваждения. – Всё в порядке. Ты как?
– В порядке. – Эми смутилась. – Я просто увидела, что дверь приоткрыта, а внутри никого нет, вот и…
– Хорошо, – не дослушал Шон. Так и не оторвав руку ото лба, он быстро зашагал прочь.
Эми с беспокойством посмотрела ему вслед.
«Наверное, я ударила его, когда падала» – виновато подумала она.
***
«Это всё чепуха».
«Мне показалось».
«Чушь какая-то, такого просто не может быть».
«Это всё из-за голоса».
«Я сам себе всё напридумывал».
«У меня временное помутнение рассудка».
«Это пройдёт».
Такие мысли терзали Шона весь остаток вечера, всю ночь, большую часть которой он провёл на балконе с пачкой сигарет, и весь следующий день. С ними он сел в машину и поехал в театр на вечерний мюзикл, с ними переоделся в гримёрке, с ними вышел за кулисы, с ними закрыл глаза…
«Так, – сосредоточенно сказал себе Шон. – Сейчас я открою глаза и найду среди собравшихся режиссёра. Первым».
Решительно кивнув себе, Шон поднял лицо и вперил взгляд туда, где, по его расчётам, должен был стоять режиссёр. Режиссёр действительно был там, вот только взгляд Шона, вопреки желанию хозяина, зацепился не за него, а за белобрысую голову, маячившую где-то на границе периферийного зрения.
«Спокойно, – сказал себе Шон. – Я просто думал о том, что не хочу заметить её первой, вот моё подсознание и сыграло со мной злую шутку. Главное, что, глядя на неё, я ничего не чувствую».
Желая убедиться в своей правоте, Шон решительно повернулся в сторону Эми. Она стояла лицом к нему и разговаривала с другой актрисой. Очевидно, та сказала что-то смешное, потому как Эми схватилась за живот и согнулась пополам от хохота. Такое поведение невозможно было назвать женственным или милым, но, наблюдая за ней, Шон вдруг почувствовал в ладонях приятное покалывание.
– Чушь! – одёрнул себя он. – Этого не может быть!
Все люди, стоявшие поблизости, обернулись на него, и Шон понял, что озвучил мысли вслух. Эми тоже обернулась, и в её взгляде, как и накануне, появилось беспокойство.
– Шон, ты как? – заботливо спросила она. – Я тебя вчера сильно ударила, когда падала?
– Всё в порядке. – Шон натянуто улыбнулся. – Ты меня не ударила.
«Это моча мне в голову ударила», – мрачно добавил он про себя.
– Правда? – Эми пытливо заглянула ему в глаза и нахмурила брови, словно маленький ребёнок.
– Правда, – ответил он.
Эми облегчённо вздохнула и улыбнулась. А Шон смотрел на её улыбающееся лицо, и в животе у него, вопреки всем доводам разума, порхали пресловутые бабочки.