… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Ну, допустим, переводя рассказ про самоубийцу пианиста я и сам слегка догадался о его голубизне. Однако, в какой сточной канаве был бы сейчас этот мир без голубого Чайковского?
Или Моэм, или ничего!
Александр Васильевич пожал плечами.
В гостиной на Красных партизан, я, в присутствии Гаины Михайловны, пожаловался Ире о двурушничестве Жомнира. Они обе знали о моих неясных намерениях стать литературным переводчиком.
Ира заохала, а тёща, без комментариев, вышла и вернулась с пудреницей.
Она открыла её, припудрила
Всё.
Вечером в дверь квартиры позвонил Жомнир и пригласил меня выйти во двор.
У дверей подъезда стоял его велосипед. Под тёмной листвой густых вишен, позади общих бельевых верёвок, уже собирались сумерки и ползли к развешанным стиркам.
От предыдущей пятиэтажки № 24 группа «Eagles» выдавала «Отель Калифорния»:
Warm smell of colitas rising up in the air…
Тогда я ещё не знал до чего трагически жуткий финал в этой песне, а просто балдел от гитарной партии…
Жомнир явно завидовал окружающей атмосфере, но перешёл к делу – мои переводы уже не черновик, но всё ещё «серовик». Он не настаивает на смене автора, но пусть это станет беловиком.
Он уехал, а я уважительно восхитился мастерству старой школы.
Пускай они понятия не имеют о программировании через текст и наивно верят в чары варёной колбасы, но всего одним припудриванием взять Жомнира за жабры!..
Ай, да тёща!
Пелёнки я гладил не только из охранных соображений, но и чтоб время скоротать.
Ира, как мать с ребёнком, освобождалась от отработки за диплом. Меня распределили куда-то в Закарпатье, но я не очень-то вникал куда, потому что работать в школе не собирался нигде и никогда.
Гаина Михайловна – раз уж я такой храбрый – подала идею последовать примеру комсомольцев былых поколений – они безоглядно отправлялись строить новые города, которых и на карте ещё нет. Вот, кстати, статья в газете, что возле Одессы строится город-порт Южный.
Было принято решение, что я отправлюсь туда, когда тебе исполнится один месяц, потому что Ире пока одной трудно.
Вот я и коротал предстартовый месяц пелёнками и прогулками с коляской, в которой спала ты.
Только мне настрого запретили опускать верх с наброшенной тюлью, чтоб не сглазили. А когда ты пройдёшь медосмотр в конце месяца, тюль можно снять и ограничиваться обычной булавкой против сглаза.
Из Конотопа приехал мой брат Саша и ты совершила свой первый выезд в Графский парк.
С нами пошли ещё Славик и Ира. Мы со Славиком раскумарились возле озера, а брат мой таким не баловался.
Возвращались мы через калитку возле здания музпеда, где надо переступать железную полосу приваренную высоко на землёй и коляской там не проехать.
Я томно попросил Славика помочь перенести, но как только
он протянул руки ухватить коляску спереди, Саша вдруг вызверился и без обиняков гаркнул на Славика:– Пошёл отсюда!
Славик послушно стушевался и тебя перенесли мы с Сашей.
Мне было приятно и гордостно, что у меня такой брат, а у тебя заботливый дядя – не уступил племянницу Славику.
Второй твой выезд туда же состоялся по приезду из Киева брата Иры.
Игорь был с женой и она его постоянно шпыняла, а он примирительным тоном пытался сглаживать острые углы.
Мне тогда подумалось, что у неё, наверно, ПМС, но в дальнейшем выяснилось, что ПМС этот у неё пожизненно.
Во время прогулки она то и дело раскрывала свой зонт и тут же начинался дождик.
На десятый раз Ире тоже дошло в чём причина и следствие. Она попросила жену Игоря больше не раскрывать зонт.
Та обрадовалась, что её заметили и оценили, и на обратном пути дождя уже не было.
Семейным прозвищем Ивана Алексеевича было «князь» и такое обращение его тешило.
Ну, ещё бы – из крестьянских мальчиков да в князья!
Хотя по внешности ему оно подходило, особенно когда раскроет газету – весь такой сытно вальяжный, в белой майке и синих штанах от спортивки.
Вобщем, баловали его этим прозвищем и было за что; ведь он – добытчик.
В эпоху дефицита не только свадебные костюмы дефицит, но также и некоторые виды продуктов. А тесть мой их добывал. Однажды привёз даже целый мешок гречки.
Привёз и поставил на кухне, у батареи центрального отопления под подоконником.
В левом углу от окна газовая плита, в правом колонка титан для нагрева воды, а как раз посередине этот мешок гречки.
И правильно – есть чем гордиться; люди специально в Москву за гречкой ездят, а тут вон целый мешок.
( … это как предмет гордости, охотничий трофей, типа бивней на стене, или меча от рыбы, или … эти, ветвистые… вобщем, тоже на стену вешают…)
Ну, погордись ты неделю, пусть – две, а то уж скоро месяц, как этот мешок обходить приходится, уже и тёща ворчит, а в ответ.
– А? Ну, да…
И опять уткнулся.
Но тут мне подвернулась одна из прочитанных им газет, а в ней статья на археологическую тему. Саму статью я не стал читать, мне просто заголовок понравился. Броский такой. Мне даже туалет общаги вспомнился.
Сложил я эту газету определённым образом, чтоб один заголовок только виднелся, отнёс вечером на кухню и нежно так – голубоватым жестом – разместил его поверх мешка с гречкой.
Потом вернулся к двери, потушил свет и ушёл спать, оставив в темноте мешок с заголовком ГРОБНИЦА КНЯЗЯ.
Утром мешка не было.
Всё-таки, как зять, я – классический «отэ падло».
За день до отъезда я съездил в Конотоп, чтоб повидать Леночку, которая отдыхала в пионерлагере на Сейму.