… а, так вот и текём тут себе, да …

( … меня не удивили его сомнения – в ту эпоху не каждый мог позволить себе книгу за 31 руб. 60 коп.

Если не считать, конечно, каменщиков празднующих свой развод …)

Я вышел из магазина с толстым томом туго обтянутым нежно-лавандовой бумагой упаковки. Его нужно оставить в ячейке камеры хранения на вокзале.

Но как туда? Опять на метро?

Нет, это не такой день, и я подошёл к бордюру мостовой, мимо которого носились, пришепётывая шинами, стайки такси по брусчатке.

С вокзала я ещё съездил в магазин «Охотник», по адресу данному мне Гриней, для покупки ему какой-то складной удочки.

После шоппинга началась культурная программа.

В Доме Органной музыки в тот вечер звучала музыка Дебюсси.

Рябь морских волн искрилась солнцем.

В детстве мой отец говорил мне, что под музыку надо представлять какие-нибудь картины.

У меня никогда так не получалось. Звуки слишком подчиняют себе, не оставляя места ничему другому.

В послеконцертных сумерках на тротуаре оказалось слишком прохладно и хотелось есть. Таксист повёз меня в ресторан гостиницы «Золотой колос».

Сперва я попытался снять номер на ночь, но регистратура, взглянув на мой наряд не по сезону и отсутствие багажа, отделалась от меня обычным вопросом ниже пояса: у вас есть бронь?

А у меня, как всегда, ни брони, ни лат.

В ресторане, чтоб сориентироваться, я взял для начала бутылку вина и ко мне присоседился мужик в берете.

( … если есть берет, но нет портфеля – значит имеешь дело с электриком …)

Мы не успели распить и по бокалу, когда за столом возник молодой светловолосый парень. Он зачем-то начал складывать пальцы в позу «моргала выколю!».

Электрик притих под беретом.

В программе праздника у меня не было гладиаторских увеселений. Я встал:

– Ладно, юноша, оставляю это застолье вам. Наслаждайтесь.

Отойдя к официантам, я заплатил за вино и покинул ресторан.

Парень рванулся следом в вестибюль, но запутался в стеклянных тамбурах входа, из которых не все открывались.

Ночевать на вокзале не празднично. Очередной таксист отвёз меня в гостиницу «Старая Прага».

Молодая регистраторша и там начала с брони, но вдруг сменила гнев на милость и уделила номер, только подороже, из двух комнат, где в прихожей стоит сервант с посудой.

Поднявшись туда, я решил не испытывать судьбу своим нарядом и заказал ужин в номер – рыбу с картошкой и вино, непременно белое, пожалуйста.

Проснувшись поздно утром, я вышел прогуляться по городу.

Возле Золотых Ворот по тротуару запыхавшись пробежал светловолосый юноша, явно из монады того, что накануне застрял в стеклянной коробке лабиринтных входов-выходов вестибюля «Золотого колоса».

Да, похоже всей монаде придётся попыхтеть, чтоб выпутаться из подаренного застолья, но он сам нарвался.

На спуске к Бессарабскому рынку я решил, что пора пообедать и свернул в ресторан «Ленинград». Передо мною туда же свернула группа негров, но я не расист, хотя мне не понравился чересчур упитанный загривок замыкающего.

Зажравшаяся Африка.

В дневном полусумраке ресторана я их не увидел – успели куда-то рассосаться, и целый зал достался мне одному.

Я заказал какое-то блюдо в горшочке – так было написано в меню.

И действительно, принесли керамический горшочек, а в нём картошку с мясом.

Есть из горшочка оказалось очень неудобно и слишком горячо. Пришлось догадаться пересыпать часть порции в тарелку на столе и потом постепенно добавлять из него в неё же.

Расплатившись, я зашёл в тихий пустой туалет и вышел оттуда совсем другим человеком.

Не таким, как входил в ресторан.

В голове повторялись строки Ивана Франко:

Обриваються звiльна всi пута,

Що в’язали нас з давним життєм…

Основная разница между мною выходящим из ресторана и мною заходившим туда же заключалась в отсутствии пиджака, который я намеренно оставил висеть в туалете.

Тот самый свадебный пиджак, в котором нежинский ЗАГС регистрировал мой брак с Ирой.

Стоял ли этот пункт в программе праздника?

Нет, скорее всего случился экспромт, но он мне понравился.

Налегке я зашагал вверх по Хрещатику.

Там готовились к ноябрьской демонстрации – играл духовой оркестр и маршировали войска киевского гарнизона.

Вдоль тротуара проложены нескончаемые дощатые ступени для зрителей – всего три, но очень широкие, чтобы с них смотреть на демонстрацию и приветственно махать руками.

До демонстрации оставалось ещё два дня и ступени пока пустовали.

Я шёл вдоль средней, гулко притопывая каблуками по её толстым доскам – мужик в расцвете сил, в красной рубахе под серым жилетом – и солнце трепетало сквозь ветви каштанов.

Я шёл к метро и на вокзал и снова был готов к траншеям, стенам и перегородкам.

Всё-таки, праздники нужны людям.

То, что Панченко, типа, от не хрен делать, швырнул с четвёртого этажа радиатор отопления из четырёх чугунных секций, даже не выглянув – а вдруг пришибёт кого-то? – имело очень даже обоснованный резон.

Своим швырком он просигналил всем, кого это могло касаться, что у неоднократного рецидивиста есть ещё порох в пороховницах и под кепкой-восьмиклинкой, в каких пижонили отрываки пятидесятых, он всё ещё достаточно безбашенный резвак.

Адресовался сигнал, в первую очередь, его мастеру, который закрывал наряды для начисления ему месячной зарплаты, и главному механику, в отделе которого Панченко начал новую честную жизнь.

Да и пора уж – пятьдесят лет мужику.

Его, конечно, никаким боком не касалось, что после вторичной отбывки в Ромнах мне больше уж никак не светила должность профсоюзного посетителя хворых из СМП-615.