… а, так вот и текём тут себе, да …

Как стервятники в поисках добычи.

Там, где кончается завод и начинаются пути сортировочной станции, мы покружили вокруг явно ничейной колёсной пары от вагона. Но многотонную махину на возки не взвалишь и не увезёшь, а то б мы враз всех победили.

Поискали вдоль путей – тоже ничего. Но в одном широком бетонном кольце ребята обнаружили арбуз и ящик винограда.

Наверное, станционные грузчики умыкнули где-то из вагона и припрятали, предположил Володя Сакун из бывшего параллельного.

Мы огляделись – вокруг только неподвижные составы грузовых поездов. У кого-то нашёлся нож взрезать арбуз.

Но он оказался таким большим, что не располовинился от кругового надреза. Пришлось ударить им о стенку бетонного кольца.

Арбуз распался надвое, но сердцевина – так называемая «душа» арбуза – осталась в одной половине.

Красная, сахаристая, в окаёмке тёмно-коричневых семечек.

Никогда не ожидал бы от себя такой прыти, но именно я нанёс «удар сокола», обеими руками выхватив из арбуза его душу.

Чуть придя в себя от изумления самим собою, я великодушно отказался от участия в дележе оставшихся частей.

Ребята разрезали их на дольки, а я так и ел из собственных ладоней истекающую сладчайшим соком арбузную мякоть.

Виноград мы оставили грузчикам. Больше половины ящика. Чтоб не обижались.

Час спустя, по наводкам от знакомых, мы вышли-таки на залежи металлолома, однако, совсем в другом месте.

В заборе из труб между Базаром и «бурсой» оказалась дыра, через которую мы натаскали довольно длинные обрезки труб и так много, что хватило на оба возка.

На следующий день в нашу школу пришёл завхоз «бурсы», опознал свои трубы в нашей куче, поговорил с директором и увёз их.

Оказывается, это нужный материал для обучения работам на токарном станке.

Но Пётр Иванович нас даже не пожурил. Да и за что?

Кто мог предположить, что в зарослях крапивы валяется нужный материал? Впрочем, всему могут найтись веские причины.

Вот только моя прыть с изъятием души арбуза так и осталась для меня чем-то необъяснимым.

( … в те непостижимо далёкие времена я ещё не знал, что все мои невзгоды или радости, взлёты и падения, все мои тупости и озарения, исходят от той сволочи в недостижимо далёком будущем, которая сейчас слагает это письмо тебе, лёжа в палатке посреди тёмного леса под неумолчное журчанье струй реки по имени Варанда …)

Непредсказуемо начало дружб.

Идёшь после школы домой, а тут Витя Черевко, твой новый одноклассник из бывшего параллельного, тоже идёт по Нежинской.

– О. А ты шо тут?

– А так. Иду к Владе, он на Литейной живёт.

– И я с тобой.

С того дня у меня два друга-одноклассника: Чуба, он же Витя Черевко, и Владя, он же Володя Сакун.

Лоб Влади прикрывает длинный чуб жирновато-каштановых волос от длинного пробора над правым ухом, два-три недозрелых прыща на щеках искупает красота больших выразительных глаз – любая девушка позавидует.

У Чубы волосы чёрные, чуть курчавые, а глаза голубые, румянец на щёках и брызги веснушек на аккуратном носу.

Место наших встреч – крыльцо Владиной хаты.

Он живёт с матерью, Галиной Петровной, в комнатке с кухонькой, что вместе едва ли сложатся в одну кухню у нас на Нежинской.

На узкой кухне: стол-ящик, кровать и плита-печка – больше ничего не поместилось, кроме крючков вешалки рядом с дверью.

В комнате: шкаф, кровать, стол с задвинутыми под него стульями – иначе не протиснуться – и этажерка с телевизором.

Глухая стена кухни и комнаты отделяет от половины соседей.

Галина Петровна работает нянечкой в детском саду, что между парком КПВРЗ и спуском в тоннель Путепровода.

Иногда к ней в гости приходит двоюродный брат, которого она называет Карандаш, или Каранделя, смотря по настроению. С собой он приносит бутылку вина. Может, и вправду родственник – у него с Владей глаза похожи.

Два старших брата Влади разъехались по Союзу в поисках длинного рубля. Они не похожи ни на мать, ни на Владю, ни друг на друга.

Владя очень популярен среди ребят не только Литейной, но и Кузнечной улиц. Он умеет классно «гонять дуру». Например, про то, как в Шотландии мужики на соревновании кидают брёвна, рассказывая от лица одного из тех мужиков.

– Ну, не врубился он, шо я уже кидан'yл, ну, его и накрыло – откинул копыт'a…

И он уморно закатывает один глаз под веко.

Или про то, как Колян Певрый по пьяни фонарный столб принял за прохожего – сперва зашугивал, потом вымогал закурить, а под конец начал вырубать, за то, шо тот его не уважает… но так и не завалил…

А в один из вечеров на крыльце появилась гитара – Вася Марков принёс – и Владя запел про графа и его дочь Валентину.

Так я попал к нему в зависимость и начал раболепно упрашивать, чтоб он и меня научил.

Он отвечал, что и сам обучается у Квэка – лучше мне напрямую к тому обратится. Только у меня всё равно гитары-то нет, а эта Васина, он никому не разрешает давать.

Если что-то очень хочешь, мечта исполняется секундально, плюс-минус два дня.

Нашлась гитара!

Вадик Глущенко, он же Глуща, с той же Литейной, продал мне свою; и по магазинной цене – внутри короба можно прочитать на наклейке «7 рублей 50 копеек. Ленинградская фабрика музыкальных инструментов».

Мама почти сразу выделила просимую сумму.

Правда, на колышке третьей струны не хватало пластмассового кружка и при настройке его приходилось крутить плоскогубцами, но впоследствии отец снял колышек, отнёс на работу и приварил аккуратную железную нашлёпку.

Квэк дал мне помятый листок из тетрадки в клеточку с бесценной разметкой всех существующих гитарных аккордов: «маленькая звёздочка», «большая звёздочка», «кочерга» и «барэ».

Ещё немного и я догоню Владю и тоже начну петь про любимицу графа и графских гостей.