А. Разумовский: Ночной император

Великий князь Петр Федорович с герцогиней Фике, ставшей здесь Екатериной, выехали вперед — в двух каретах и тоже при свите. Они доехали в три неделе до Козельца — и еще три недели ожидали государыню, ибо по дороге несколько человек из свиты были отправлены в ссылку и Елизавета пребывала в дурном духе.

Алексей со своим генеральс-адъютантом Сумароковым то и дело улетал в вихре пыли вперед и дожидался Елизавету где-нибудь на полпути между станциями. Слухи неслись, что и тот под арест, и этот не в милости. Как правило, удавалось вытащить из беды неугодников. Но не всех же… Выбрав время, подсел в карету разгневанной императрицы и, чтоб не слышали досужие фрейлины, а тем более знаменитые сплетницы-чесальщицы, начал нашептывать:

— Ваше императорское величество! Так у вас скоро не останется никого из свиты. Пощадите… хотя бы свое прекрасное расположение духа!

— А, чем меньше бездельников, тем лучше, — ответила она без особенной ласковости.

— Как можно… без бездельников-то!

— Можно. И лучше всего бы — совсем без свиты. В твоем сопровождении разве… — выдала она истинную причину дурного настроения. — Сплю я, Алешенька, плохо. Во дворцах, построенных наспех, полно клопов и тараканов. И все жаждут царской кровушки. Как это понимать?

— Генерал Бибиков старается, но разлюбезные тараканы просто неравнодушны к вам. В Нежине и в Козельце изволите хорошо отдохнуть. Уж поверьте, я сам об этом обеспокоюсь…

— Обеспокойся, Алешенька, обеспокойся, — шепнула она, косясь на фрейлин.

Настроение стало улучшаться. Особливо под Глуховом, на рубеже с Украйной. Прием, оказанный здесь, порадовал. Десять полков реестровых, два кампанейских и несколько отрядов гетманской «гвардии» — хотя самого-то гетмана не было — выстроились в одну линию по бокам дороги. Отсалютовав знаменами и саблями, они скакали вперед и становились в новую линию, так что государыня видела неразрывную цепь полков до самого Глухова. Войска были одеты ново: в синие черкески с вылетами и широкие шаровары, с разноцветными шапками у каждого полка.

В Нежине, по совету сына, выехала навстречу Наталья Демьяновна и все вместе проследовали в Алексеевщину и Козелец.

В Козельце Елизавета прожила у графа Разумовского до конца августа, отъезжая на охоту в Алексеевщину и в другие его поместья.

Как ни велик был дом, но при такой свите ощущалась теснота. Особенно нервничала великая княгиня Екатерина. Даже не могла сдержаться, сказав:

— И зачем нас всех сюда привезли?..

Граф Разумовский ответил с отменной галантностью:

— Ваше сиятельство, когда вы сами станете российской императрицей, вам, возможно, захочется проехать еще дальше. Скажем, до моря Черного.

Екатерина вздрогнула и строго посмотрела на слишком прозорливо графа:

— Но там турки… татары, кто их знает!

— Прикажите их выгнать… не сейчас, а как придет ваше время…

— Замолчите, граф! Что вы себе позволяете?

— Не больше того, что вы себе.

Она видела, что граф не уступит, и в гневе отошла прочь. Что она могла сделать против любимца своей благодетельницы?

Откуда этот неприятный разговор стал известен самой Елизавете — Бог весть. Но она передала сие почти дословно. Без гнева, но с печальной задумчивостью спросила:

— С чего ты это вывел, Алексей Григорьевич?

Он ответил без обиняков:

— Из великих амбиций Екатерины, мнящей себя великой.

— Но ведь кроме наследника Петра Федоровича жива еще и я?.

— Да продлит Бог твои истинно великие дни!

— Верю, верю, Алексеюшка, друг мой нелицемерный, твоей искренности, и все же…

Она залилась слезами, которые набегали у нее внезапно.

Знала ведь, что он сейчас же достанет свой малиновый плат, а сделала вид, что смущена такой отзывчивостью.

— Что-то в Киев меня не больно тянет… У тебя лучше.

— Как можно не ехать, господынюшка! Там истинно царскую встречу готовят. Опять гонец от полковника Танского приезжал, у меня допытывался: когда да когда?

— И что же ты ему ответил?

— Когда государыня отдохнет немного.

— Да месяц уже, кажись?.. Пора!

В последних числах августа двор всей своей армадой двинулся из Козельца к Киеву.

На берегу Днепра, кроме всех иных, встречал Елизавету сам легендарный Кий, верхом на коне. Конечно, обряженный соответствующим образом воспитанник духовной Академии. Он приветствовал Елизавету истинно велеречивой речью, назвал ее своей наследницей и с важностью великой вручил ей все свое достояние.

Как ни странно, унизительное вроде бы для нынешней императрицы приветствие понравилось. И все же она пробыла в Киеве всего две недели — гораздо меньше, чем в Козельце и Алексеевщине.

IV

На обратном пути опять был Козелец со своей Алексеевщиной. Поохотилась всласть Елизавета и благополучно отбыла в Петербург.

Наталья Демьяновна с дочерьми проводила ее до Нежина. Распрощавшись истинно как придворная статс-дама, с приседаниями и со слезой на глазах, пожелала и сыну доброго фавора. Слово это она уже знала.

Елизавета милостиво ее заверила:

— Будет добрый фавор, не сомневайтесь. Сами убедитесь. Уповаю, что вы со всеми дочерьми прибудете на свадьбу моего племянника.

Новые поклоны и приседания, на зависть всем провожавшим полковникам, а особливо их женам…

Но не успела Елизавета и до следующей станции доехать, как в Нежине разыгралась дикая сцена!

Дело в том, что весь двор не мог в одночасье ступить на дорогу — на многие версты растянулся обоз. В числе прочих оставались и лейб-кампанейцы во главе с небезызвестным Грюнштейном. Именно он во время переворота крутился ближе всех к цесаревне, за что и получил почти тысячу душ. Но этого ему показалось мало; не было у него того почета, что у Разумовского. А показать себя перед лейб-кампанейцами очень хотелось. Да к тому же был под хмельком, да и остальные сослуживцы в подпитии: припасы дорожные на станциях еще оставались.

Нежин гудел от песнопений и пьяных голосов.

А зять Влас Климович Будлянский с женой Агафьей Григорьевной как раз возвращался от благодатной тещи. В коляске с двумя верховыми впереди. В темноте на большой Киевской дороге случайно и столкнулся с Грюнштейном. Там как раз мазали оси колес. Выскочил охмеленный не только вином, но и важностью своего чина разобиженный лейб-кампанеец.

— Что за каналья едет, не сворачивая с моей дороги?..

Велел стащить наземь ехавшего верхом слугу. Тот без страха объявил: