А. Смолин, ведьмак. Цикл

— Ты страшный человек, Смолин, — вздохнула Ряжская. — Боюсь представить тебя в гневе. Ведь засмеюсь, весь дом перебужу. Ты такое больше никому не говори, не позорься. «Рассердиться». Придумал же…

Ну да, и правда смешно прозвучало. Для того, кто мару в глаза не видел. Да и ночь только началась, посмотрим, что она завтра скажет.

— А где ты будешь-то? — тем временем поинтересовалась Ольга Михайловна. — На вокзал ночевать поедешь или что повеселее придумал?

— В каком-то смысле, на вокзал, — подумав, ответил я. — В определенном. Спокойной ночи, Ольга Михайловна.

— Стой-стой, — остановила меня женщина. — А что, Яна правда крашеная?

— Как есть, — заверил ее я. — А по жизни — седая.

— Так и знала, — порадовалась моя собеседница. — А она-то разливалась соловьем: «Да я не крашусь, это мой цвет». Ха!

— У меня тоже есть вопрос, — помахав рукой таксисту, подкатившему к подъезду, произнес я. — А вы насчет переспать всерьез или так, шутки ради? Нет, просто интересно.

— В самом деле — спокойной ночи, — расхохотавшись, сказала Ряжская и повесила трубку.

— И вам тоже, — ответил я в тишину, а после отключил телефон. Совсем.

А накой он мне нужен до утра?

Так и не понял — всерьез она говорила или нет? А что, я бы не отказался. Ряжская хоть и в годах, но женщина сильно интересная. Причем мужа ее я особо не боюсь. По ходу, ему пофигу все кроме бизнеса, я таких много видел.

Шучу, конечно. Ну ее нафиг. От такой связи проблем потом будет больше, чем пользы. Да и не по Сеньке шапка, скажем прямо. Я для нее как был никем, так никем и останусь. А если бы не нынешние расклады, то Ряжская на меня даже смотреть бы не стала, не то что разговаривать.

Но в целом, нынешняя ночь удалась! И госпоже Вагнер козью рожу состроил, и новый заговор опробовал, и на кладбище сейчас наведаюсь. Отдельную радость доставило мне созерцание выпученных глаз таксиста, который высадил меня у кладбищенских ворот. Он думал, что я шучу, назвав конечную точку, и крайне удивился, поняв, что это не так. А после очень быстро дал по газам и скрылся во мраке ночи. Как видно, даже в его беспокойной перевозочной жизни не часто встречались люди, отправляющиеся в такое время на погост. Да еще и в деловых костюмах, виднеющихся из-под плаща.

И это ведь я еще с собой мяса сырого или фарша не захватил. Оно же пахучее, не унюхать в машине его невозможно. Представляете, что бы он обо мне подумал в этом случае?

А вообще, не знаю, чего люди так этого места боятся, особенно в ночное время. Да что люди? Я себя недавнего не понимаю. Тоже ведь так думал. А тут — хорошо. Тихо, спокойно, ветра нет, дышится легко. И порядок вокруг наведен получше, чем в иных спальных районах. Чистота, ни бумажки на дорожках не валяется. Ну а дырка в заборе, через которую я проник на территорию, так она не от бесхозяйственности. Это черный ход, известный только своим.

Причем легкость я ощущал не только душевную, но и, если можно так сказать, физическую. Ощущения были такие, будто мне снова тринадцать лет и под силу все, даже подпрыгнуть и взлететь. Словно полжизни с плеч сбросил, честное слово.

Впрочем, кое-что здесь изменилось. Бесплотных теней, в которых раньше здесь недостатка не имелось, стало куда меньше. Так, мелькнет то там, то здесь синеватый силуэт — и снова вокруг пустота. Как видно, это сезонное явление. Может, они как медведи на зимовку в могилы уходят, до весны.

И я угадал. Так оно и было на самом деле. С той, правда, разницей, что Хозяин Кладбища сам распределял, кому зимой отдыхать, а кому — нет.

Он, как всегда, восседал на своей черной плите, творя суд и расправу. Впрочем, про расправу — это я загнул для красного словца.

— Ты, ты и ты, — длиннющий палец с мертвенно-черным ногтем тыкал в покорно склонивших головы призраков. — Нечего вам под снегом делать, вы все лето пробездельничали. Приглядите за крайними аллеями южного конца. Чтобы снег был убран с дорожек, ветки тоже. Знаю я этих лоботрясов-уборщиков, они лишний раз лопатой не махнут. Если что — пуганете как следует, с завываниями, согласно традиции.

— Хорошо, хозяин, — послушно прошелестели души умерших. — Исполним.

— Так, теперь ты, — капюшон умруна повернулся к высоченному призраку в долгополом камзоле. — Тебя ставлю старшим над всем южным крылом территории. В последний раз тебе доверие оказываю, так что смотри у меня! Узнаю, что и в эту зиму ты в склепе своем торчал, вместо того чтобы за порядком следить — отправлю на сотню лет в катакомбы, червей пасти.

Катакомбы? Что за катакомбы такие?

— Ведьмак, — заметил меня умрун. — А ты здесь как? Я уж думал, что до весны тебя не увижу.

— Да вот, соскучился, заглянул, — поклонился Хозяину Кладбища я.

Поклон — он спину не ломит.

— Врешь, — немедленно вывел меня на чистую воду тот. — Опять чего-то тебе нужно от меня. Все вы, люди, одинаковы.

— Да я вроде уже и не совсем человек, — задумчиво произнес я. — Особенно если учесть тот факт, что мне здесь лучше, чем среди живых.

— Так переселяйся к нам, — весело предложил повелитель мертвых. — У меня склепов много, занимай любой.

Он явно был в отличном расположении духа. Просто на редкость.

— Замерзну зимой, — отказался я. — Надо быть реалистом.

— Это тебя кромка так к себе тянет, — посерьезнел умрун. — Граница между миром живых и мертвых. До той поры, пока ты хоть раз ее не пересечешь, быть тебе не полноправным Ходящим близ Смерти, а так, поводырем умерших. Только вот не спрашивай меня о том, как это сделать, я не знаю. Такие вещи из уст в уста всегда передавались, от наставника к ученику. Как говаривали в давние времена, когда я еще обитал на одном парижском кладбище — цеховые тайны.

— Вы бывали в Париже? — изумился я. — Вот тебе и раз. А сюда как попали?

— Значит, надо так было, — ушел от ответа умрун. — Не суй свой нос куда не следует.

Офигеть. У них, оказывается, тоже есть ротация. И самая фишка будет, если его сюда за провинность сослали какую-то, с понижением в должности. Может, он квартальный план по душам не выполнил? Или, к примеру, развалил работу на вверенном ему объекте? Хотя нет, последнее это вряд ли. Думаю, и в те давние времена, когда в городе Париже еще существовали цеховые отношения, он был целеустремленным работником, направленным на результат.