Абрам Ганнибал: Черный предок Пушкина
Шрифт:
Абрам также полюбил ее и конечно же захотел увидеть своею супругой. Христина едет с ним в новое поместье — мызу Карьякула, еще не будучи официально его женой. Уже осенью 1734 года она забеременела. 5 июня 1735 года на свет появляется мальчик. На этот раз никаких сомнений в отцовстве нет. Мать демонстрирует счастливому отцу смуглого младенца. Родители нарекают его Иваном в честь деда Христины. По-видимому, ее родители благословили это брак, к тому времени еще официально незарегистрированный.
По бумагам же Абрам по-прежнему числится мужем Евдокии Ганнибал, урожденной Диопер. Счастливый началом новой жизни, он совершенно упустил из виду это обстоятельство. Видимо, посчитал, что раз измена жены доказана, он свободен. Однако это не совсем так. И когда в следующем году супруги делают попытку зарегистрировать свои отношения, выясняется, что проблема сложнее, нежели представлялось. Вот что пишет С. Опатович: «Поехали в Ревель повенчаться и там стали искать подходящего православного священника. Полковые священники того времени были подчинены офицерам… К ним-то
41
Бумага, в которой подробно описывается порядок действий священника и вступающих в брак во время обряда венчания, записаны все тексты, которые священник должен произнести, все вопросы, которые он должен при этом задать. Прим. перев.
42
Леец, с.84. По словам этого автора, внутреннее убранство Преображенского храма (как сейчас называется Николаевская церковь) сохранено таким, каким оно и было в XVIII веке, когда в ней венчался Ганнибал.
На самом деле все обстояло еще сложнее. Чтобы добиться разрешения на повторный брак и достать у отца Ивана Филиппова «память», нужно предъявить хоть какие-то документы, подтверждающие развод. Пришлось поторопить перновскую гарнизонную канцелярию. Абрам запрашивает решение по делу о разводе, но решения еще нет. И вот перновские офицеры «учинили сентенцию». Часть этого документа, касающаяся кондукторов, приведена выше. В части же, посвященной делу «в блуде жены его капитана и к отраве его капитана женою»,сказано следующее:
«Прелюбодеице учинить наказание — гонять по городу лозами, а прогнавши, отослать на Прядильный двор, на работу вечно [43] ; а Ганнибалу, как невинному, за руками всех присутствующих, выдать аттестат» {106} .
Но Евдокия решила не дожидаться исполнения жестокой «сентенции». Она переходит в атаку: «…между тем Евдокия Андреевна упросила кого-то написать прошение в Фортификационную контору, чтобы ее вытребовали в Петербург. Ее вытребовали. Теперь дело Абрама Петровича приняло оборот, для него не совсем удобный. В царствование Анны Иоанновны влияние его ограничивалось одним только Перновым, в Петербурге птенцы Петра I не пользовались особым уважением…
43
Ссылка на работы на мануфактуры, в частности на Прядильный двор, была распространенным наказанием в отношении женщин, виновных в прелюбодеянии. Прим. перев.
Евдокия Андреевна в Петербурге не оставалась в бездействии. От ее имени подана была 1 марта 1737 года челобитная в Святейший синод. В ней подсудимая заявляла, что показания свои в перновской канцелярии дала неправильно, опасаясь угроз мужа; неправильно показал и кондуктор Шишков, по команде подчиненный Ганнибалу. Евдокия просила дело об ней произвести в духовном ведомстве и там же передопросить как мужа ее, так и свидетелей. Вместе с тем она просила освободить ее из-под караула, дабы «голодной смертью не помереть» {107} .
Началась длинная переписка Фортификационной конторы с духовенством, и наконец дело вытребовали в Синод.
Белокурой девочке шел уже седьмой год. Мать же, виновница ее скандального появления на свет, неверная жена, признавшаяся в попытке отравления мужа, выставляет себя невинной жертвой своего супруга. Она обвиняет его в том, что он жестоко избивал ее уже в марте 1732 года, чтобы заставить сознаться в преступлениях, которых она вовсе не совершала…
По словам С. И. Опатовича, Ганнибал «приставил к ней крепкий, надежный караул и неоднократно брал ее к себе, в свои покои. Там в стены, повыше роста человеческого, ввернуты были кольца. Туда вкладывались руки несчастной, и ее тело повисало в воздухе. В комнате заранее приготовлены были розги, батоги, плети, и муж «бил и мучил несчастную смертельными побоями необычномупринуждая ее, чтобы она при суде на допросах показала, будто «с кондуктором Шишковым хотела его, Ганнибала, отравить и с ним, Шишковым, блуд чинила».При
этом в случае, если она покажет не по его желанию, «грозил ее, Евдокию, убить».Однако обвинение это весьма сомнительно. С. И. Опатович, к сожалению, не опубликовал самих документов бракоразводного процесса, но лишь пересказал их. Как пишет другой русский историк М. Вегнер, «судебные дела вообще и бракоразводные в особенности — очень рискованный источник. В них обычно слишком много преувеличений, извращений и, наконец, просто выдумки и лжи. Поэтому использование подобных дел в целях исторических и биографических требует величайшей осторожности. Мы не знаем, насколько Опатович проявил ее… К сожалению, Опатович не сообщил, откуда идет сообщение о подобных истязаниях — от одной ли жены или подтверждено другими свидетелями. При таких условиях нельзя установить, насколько оно соответствует действительности» {108} .
Опатович также отрицает в своей статье факт появления незаконнорожденной девочки. В материалах дела она не упоминается, а значит, считает он, ее не было вовсе. Вслед за ним в русской литературе укоренилось мнение, что незаконный ребенок — не более чем миф, позднейший вымысел. Пытки же и истязания, в которых Евдокия обвиняет мужа, Опатович считает проявлениями так называемого «африканского темперамента» арапа [44] . Но история всей жизни Абрама доказывает, что это был человек великодушный, благородный, открытый для дружбы.
44
Исследователи XIX века, например Анучин и Анненков, были, к сожалению, детьми своего века, в котором расовые предрассудки являлись вещью обычной и распространенной даже среди людей образованных. Поэтому они приняли за чистую монету обвинения Евдокии, приведенные в статье Опатовича (а их ведь надо еще доказать), и писали, что подобная жестокость — это «природа» африканцев! Имен но они повинны в том, что в русской литературе сложились негативные клише в отношении африканцев. Они представляли Ганнибала злобным и жестоким существом… Если даже, взбешенный предательством жены, которая к тому же хотела его отравить, он и повел себя по отношению к ней жестоко, то все равно было бы смешно приписывать это его «природной» жестокости. Вот как отвечает на эти обвинения Анна Сергеевна Ганнибал, дальний потомок Абрама Петровича: «Авторы, писавшие о Ганнибалах, приписывают обыкновенно характеризующую их будто бы жестокость африканскому их происхождению. Едва ли это справедливо: читая хроники чисто русских семей, записки и воспоминания о крепостном праве — и не только первой половины XVIII, но даже и XIX столетия, — мы можем убедиться, что жестокость была свойственна нравам того времени, а не была исключительным достоянием африканцев. Абрам Петрович, не смотря на свое происхождение, был чисто русским человеком; воспитанный Великим Петром, проведя в его близости столько лет, Ганнибал не мог быть иным: не существуй в России обычай жестоко расправляться с виновными членами семьи, подчиненными и крепостными, вероятно, что и Ганнибалы не проявили бы в этих случаях приписываемой им жестокости». Вегнер добавляет: «История Евдокии Андреевны вызывает в нас самые скорбные чувства. Принудительная вы дача замуж за нелюбимого человека погубила всю ее жизнь. Но все-таки нельзя относить на счет африканской породы то, что исходит совсем из иных причин».
В браке с Христиной-Региной он нашел свое счастье. И не важна ему разница в вероисповедании. Жена его — протестантка, но он не неволит ее переходить в православие. Абрам признает за женой право веровать и исполнять обряды так, как она привыкла с детства. В 1737 году чета Ганнибалов во второй раз празднует рождение ребенка. Христина Ганнибал разрешилась девочкой, которую назвали Елизаветой в честь Елизаветы Петровны, дочери Петра, с которой Ганнибал сохранял действительно родственные, братские отношения.
Итак, на мызе Карьякула жизнь течет в мирных заботах: дети, урожаи, крестьяне…
В «ландролле» за 1739 год видим, что мыза Карьякула была одним из самых маленьких хозяйств в Эстляндии {109} . Однако Ганнибалу грех жаловаться: «своя и крестьянская пашни, выгон, сенокос, земля, поросшая кустарниками, небольшой лесок — все это составляло около 150 гектаров. 9 семей — бурмистр, пастух, хлебопашцы. Каждой семье полагалось отработать на барина 11 человеко-дней в неделю, а летом — на семь дней больше. А кроме того, каждая семья доставляла владельцу мызы в качестве оброка ежегодно две овцы, четыре курицы и 20 яиц» {110} .
В семье Ганнибалов теперь пять человек — супруги и трое детей: Иван четырех лет, Елизавета двух лет и Авдотья, дочь от первого брака, восьми лет.
В том же году в Сенат поступила челобитная от «отставного майора Аврама Петрова сына Ганибала, который служил при дворе лейб-гвардии в Преображенском полку, что определено ему жалованья в год толко по 100 рублей и оным ему с женою и детьми прожить невозможно, и просит он о прибавке жалованья и из ревелских дворцовых мыз семей сколько соизволено будет».По челобитной велено навести справку в Военной коллегии «чего ради отставлен и пропитания дано такое ль, как по регламенту положено».По слушании дела 18 марта 1740 года в челобитной было отказано {111} .