Абсолютное оружие (сборник)

А за этой-то жизненно важной особенностью и охотился Бартолд.

– Мистер Бартолдер, – сказал он, – нельзя ли нам перекинуться словечком с глазу на глаз?

– Почему бы нет? – ответил Бен Бартолдер.

Бартолд отвел его к свободному столику. Родственник уселся напротив и устремил на Бартолда внимательный взгляд.

– Сэр, – сказал Бен, – между нами имеется поразительное сходство.

– Воистину, – согласился Бартолд. – Это одна из причин моего появления.

– Есть и другие?

– Сейчас к ним перейдем. Не хотите ли выпить?

Бартолд заказал спиртного и подметил, что Бен держит правую руку под столом, на коленях. Бартолд заподозрил, что рука сжимает пистолет. Время такое, что северянам приходится быть начеку.

Когда подали выпивку, Бартолд сказал:

– Будем говорить без обиняков. Вас не привлекает крупное состояние?

– Кого оно не привлекает?

– Даже если ради него надо совершить долгий и трудный путь?

– Я приехал сюда из Чикаго, – сказал Бен, – и могу прокатиться еще дальше.

– А если дойдет до того, чтобы нарушить кое-какие законы?

– Вы убедитесь, сэр, что Бен Бартолдер готов на все, была бы ему выгода.

– Есть где-нибудь место, где нам наверняка не помешают?

– Мой номер в отеле.

– Так пойдемте.

Собеседники встали. Бартолд посмотрел на правую руку Бена и ахнул.

У Бенджамина Бартолдера не было кисти правой руки.

– Потерял под Виксбургом, – объяснил Бен, перехватив потрясенный взгляд Бартолда. – Но ничего. С любым готов драться, один на один одолею его левой рукой и обрубком правой.

– Ничуть не сомневаюсь, – растерянно откликнулся Бартолд. – Восхищен вашим мужеством, сэр. Подождите меня здесь. Я… я сейчас вернусь.

Бартолд стремительно проскочил сквозь входной турникет салуна и сразу бросился к флиперу.

Калека не вписывался в его планы.

Бартолд перенесся в Пруссию 1676 года. Располагая привитым под гипнозом знанием немецкого языка и одеждой соответствующего фасона, он бродил по пустынным улицам Кенигсберга в поисках Ганса Берталера.

Стоял полдень, но улицы были диковинно, до жути безлюдны. Бартолд все шел да шел, и в конце концов повстречался с монахом.

– Берталер? – призадумался монах. – А-а, вы о старике Отто-портном! Он теперь живет в Равенсбрюке, добрый господин.

– Это, наверное, отец, – возразил Бартолд. – А я ищу сына, Ганса Берталера.

– Ганса… Конечно! – Монах энергично закивал, потом метнул на Бартолда ехидный взгляд. – А вы уверены, что вам нужен именно он?

– Совершенно уверен, – сказал Бартолд.

– Вы найдете его у собора, – ответил монах. – Пойдемте, я и сам туда направляюсь.

Бартолд последовал за монахом. Берталер был наемным солдатом, воевал по всей Европе. Таких у собора не найдешь… Разве что, подумал Бартолд, сгоряча ударился в религию…

– Вот и пришли, господин, – сказал монах, останавливаясь перед благородным, устремленным ввысь зданием. – А вот и Ганс Берталер.

Бартолд увидел на ступенях собора человека в лохмотьях. Рядом лежала бесформенная шляпа, а в шляпе – два медяка и хлебная корка.

– Нищий, – брезгливо пробормотал Бартолд. – Но все же, не исключено…

Он пригляделся внимательнее и заметил пустые, бессмысленные глаза, отвисшую челюсть, подергивающиеся губы.

– Душераздирающее зрелище, – сказал монах. – В битве со шведами Ганса Берталера ранило в голову, и с тех пор он так и не пришел в себя.

Бартолд кивнул, оглянулся на пустынную соборную площадь, на безлюдные улицы.

– А где все? – спросил он.

– Да неужто вы не знаете, господин? Все бежали из Кенигсберга, кроме него да меня. Ведь здесь Великая Чума!

Бартолд в ужасе отшатнулся и побежал по пустынным улицам назад, к флиперу, антибиотикам и любому другому году.

Предчувствуя неотвратимый крах, промчался Бартолд сквозь годы в Лондон конца XVI века. И в таверне «Медвежонок», что близ Грейт-Хергфорд Кросса, осведомился о некоем Томасе Бартале.

– Это зачем же вам понадобился Бартал? – спросил трактирщик на таком варварском наречии, что Бартолд с трудом понял смысл вопроса.

– У меня к нему дело, – ответил Бартолд на гипноусвоенном староанглийском языке.

– Быть того не может! – Трактирщик смерил взглядом Бартолда, оценил кружевную пену брыжжей. – Да неужели вы не шутите?

Посетители обступили Бартолда, не выпуская из рук оловянных кружек, и на фоне лохмотьев он разглядел блеск смертоносного металла.

– Фискал, а?

– Какого шута здесь делать фискалу?

– Может, слабоумный?

– Безусловно, иначе не пришел бы сюда один.

– И просит, чтобы мы выдали ему беднягу Тома!

Трактирщик с ухмылкой наблюдал за тем, как толпа оборванцев надвигается на Бартолда, как оловянные кружки вот-вот будут пущены в ход вместо палиц. Бартолда прижали к стене.

– Я не фискал! – воскликнул он.

– Бабушке своей расскажи!

Тяжелая кружка грохнулась о дубовую панель у него над головой.

Бартолда осенило: он сдернул с головы шляпу, разукрашенную перьями.

– Посмотрите на меня!

Оборванцы уставились на него во все глаза.

– Ну вылитый Том Бартал! – охнул кто-то.

– Но Том ведь даже не заикался, что у него есть брат! – заметил другой.

– Мы близнецы, – поспешно разъяснил Бартолд. – Нас разлучили, едва мы появились на свет. Лишь месяц назад я узнал, что у меня есть брат-близнец. И вот я здесь, чтобы познакомиться с ним.

Для Англии XVI века история была вполне правдоподобная, да и сходства не приходилось отрицать. Бартолда усадили за стол и поставили перед ним кружку с элем.

– Ты опоздал, парень, – сказал ему дряхлый одноглазый нищий. – Отменно он работал, лихой был гарцовщик…

Бартолд вспомнил, что так в старину называли конокрадов.

– …но его схватили в Эйлсбери, и пытали его, и судили вместе с пиратами, и, что еще хуже, признали виновным.

– Какой же у него приговор? – спросил Бартолд.

– Суровый, – сказал коренастый вор. – Сегодня его повесят на Рынке Строптивых.

На мгновение Бартолд замер. Потом спросил:

– А брат действительно похож на меня?