Abyssus abyssum invocat

Пожалуй, единственный урок, который Франц извлек у отца. Только вот сам Жан Старший, по мнению сына, опускался на колени чаще, чем требовалось.

Как в истории с Рафаэлем, непутевым сыном Готье, посмешищем. Орсини могут хоть сожрать его, почему это должно беспокоить принца клана?

Рафаэль не стоит даже поднятого за него мизинца. Поэтому, когда бесполезный племянник стал докучать Францу, пытаясь найти свое место в жизни, дядя быстро отправил идиота пограбить серебряный рудник Орсини в отсутствие Жана Старшего. К счастью, идиот не вернулся, и никто не узнает, кто именно его надоумил...

– Дядя, - обратился к Францу сидевший рядом на трибуне Жан-внук.

Девятилетний мальчик, сын любящей старшей сестры... Поначалу Франц не хотел брать его в воспитанники. Слишком много времени тратится впустую, а пользы никакой. Однако, сестра все же не разочаровала с племянником.

– Да?
– не отвлекаясь от боя, Франц расстегнул камзол от напавшей духоты.

Последние дни совсем не осенние.

– Зачем вы отправили Рафаэля к Орсини?

Франц усмехнулся. Стоит отдать мальчику должное. При всей своей угрюмости и нелюдимости ум его был остр, а память просто невероятна. Франц ему откровенно завидовал. Но, порой, и хорошие качества могут раздражать...

– Подслушивать нехорошо, племянник.

– Дядя, я не подслушивал, я был тогда за воротами крепости. Но для любого, кто умеет думать, ясно как день, что больше никто не смог бы этого сделать, - упрямый тон детского голоска раздражал больше всего.

– Если скажешь, зачем мне это, получишь честный ответ.

Такие игры закаляли разум мальчика, готовили к жизни и учили смотреть под разными углами на одну и ту же проблему.

– Он вам надоел...

– Ответ неверный. Значит, узнаешь в свое время. Что говорит его мать? Ты ведь утешил ее, как я просил?
– Франц потер щетину.

Стоило побриться.

– Она винит вас, дядя.

Ну еще бы... кого еще могла винить мадаме...

– А ты?
– Франц отвлекся от поединка, и его взгляд, в котором, казалось, сокрыты все преступления Вентури за долгие века, пронизывал Жана-внука насквозь.

Но мальчик не боялся. Или старался не показывать страха.

– Если ваша вина в этом и есть, то Боги простят ее. Рафаэль знал, на что шел... или не знал, поскольку был болваном. Но Богам все равно, каждый сам отвечает за свои поступки.

– Еще бы выбить из тебя эту лицемерную набожность, и мы с тобой взаправду поладим, - улыбнулся Франц, довольный ответом.

После чего внимание вновь привлекли гладиаторы.

– Нет! Фарс! Я сказал, фарс!
– гладиаторы в латных доспехах тут же остановились, едва замахнувшись оружием вновь.

Один боролся с мечом и щитом, а второй алебардой. Уставшие, в грязи с ног до головы, они еще не утратили бойцовской ярости.

– Медведь, если хочешь когда-нибудь достать своего врага, уводи его алебарду в сторону! Подлезай под нее! Не стой истуканом! А ты... проклятие, какая у тебя кличка?
– щелкая пальцами, пытался вспомнить Франц.

– Ярость, сайор...

– Ярость... этого я как раз не вижу! Где твоя ярость?! И держи чертову дистанцию! Ты должен жалить своего врага и выгадать момент для удара! Измотай его! Продолжайте...

По мановению руки бой продолжился.

– Как мне не хватает Гая... какой боец, какой талант...
– с сожалением вздохнул Франц и вновь посмотрел на Жана-внука.
– Да, о твоей матери. Как часто ты ей пишешь?

– Раз в месяц... кажется, - с трудом припомнил племянник.

– Недопустимо! Она твоя мать.

– Вы, свою мать, дядя, вообще не навещаете.

Вот язва! Но он прав. Стоило бы это сделать. Хоть раз за год... как бы ни было тяжело.

– Моя мать уже бесполезна для нас, а моя дорогая сестрица - нет. Я не могу писать ей напрямую, Сфорца что-нибудь заподозрят, особенно этот подлец-епископ...
– кроме как цедить название его сана Франц просто не мог.

– То есть я вам нужен, дядя, как почтовый голубь? Писать то, что думаете вы?

– А ты не согласен с моими суждениями?
– кивнув на его вопрос, Франц тут же задал следующий, желая, чтобы мальчик запутался в своих рассуждениях.

Это тоже бывает полезно. Одно лишь плохо и хорошо одновременно, что он обычно переставал возражать, уступая чужому опыту и авторитету.

– Не со всеми, - несмотря на холодную сдержанность, доставшуюся от отца, Жан-младший не мог скрыть, что чувствовал себя рядом с дядей не в своей тарелке.

– Что ж, я обещаю с тобой советоваться. Иногда. Никаких писем под диктовку, просто ты внесешь пару вещей, не больше...
– тут Франц взял яблоко с маленького столика неподалеку и кинул его прямо в бойца с алебардой.

К сожалению, голова Медведя не пострадала, только помятый доспех.

– Фарс! Прекратить!

Гладиаторы тут же выпрямились и замерли как вкопанные, наблюдая как их сайор перемахивает через перила трибуны и прыгает с двухметровой высоты прямо в грязь, ничуть не жалея дорогих сапог.

– Вы будете сражаться на славных аренах в Столице! В Столице, а не здесь! Как вы поедете?! Четверть ваших поединков будут насмерть. Дай сюда!

Жан-внук в такие моменты терял угрюмый вид и с любопытством смотрел за тем, как дядя Франц не только раздает советы, но и принимает участие в тренировке. При этом он смотрел на него со странной смесью восхищения и опасения, а то и откровенной боязни... Отец, Антуан, не выстоял бы и одного боя против дяди.

Взяв щит и меч, Франц выгнал гладиатора прочь и сам вышел против Медведя.

– Нападай!

Оружие было затуплено, но сокрушительные удары запросто ломали незащищенные кости. В прошлый раз Франц ушел с такой тренировки хромым, но сегодня он словно не замечал опухшую правую ногу.

Зная про увечье сайора, Медведь медлил. И не поддавался на провокации, когда его противник пытался отбить алебарду в сторону..

– Ну же!

В конце концов, молчаливый гладиатор решился и атаковал. Алебарда скользнула по щиту, Франц воспользовался этим и, прижав щитом древко алебарды к земле, вырвался вперед. Но соперник успел отойти назад и в сторону, сохранив статус-кво.

Круги по грязи продолжались с минуту, пока Медведь не допустил роковую ошибку. Рывок, и меч Франца со всего размаху ударил по латной перчатке. Алебарда тут же выпала из правой руки гладиатора. Сильный толчок. Шлем без забрала сорван и лежит в грязи. Через мгновение там же оказался и его хозяин.

Жан уже собирался крикнуть второму гладиатору, чтобы он остановил дядю, ибо тот почувствовал кураж и начал беззаботно молотить кулаками по лицу противника, сидя у того на груди. Но Франц всегда умел останавливаться сам, и в конце попросту вцепился в глотку Медведя.