Абьюз
Шрифт:
Первым вернулось осязание – Мередит почувствовала горячую воду.
Может, всё происходящее ей только снится? Но нет, то не сон. Во сне так не бывает. Во сне грудь не сдавливает от сумасшедшего осознания того, чем ты только что занимался. И с кем ты этим занимался.
Ей, наверное, должно быть стыдно? Но стыдно не было. Только удивительно. Неужели правда – с ней?
Глава 17. Мередит
Артур не размыкал кольца рук и Мередит продолжала чувствовать его подбородок у себя на плече, млея в его объятиях. Не хотелось
Красивые же у него глаза! И волосы – снежные.
Артур, он весь словно из снега: волосы, кожа, глаза – светлые, будто вместо радужки у него льдинки.
Почему глядя в эти глаза Мередит чувствует себя так, будто заблудилась? Заблудилась в лабиринте самой себя и бродит теперь бесконечно далеко от выхода.
Подметив, что она стесняется своей наготы, Артур потянулся за банным халатом и, накинув его Мередит на плечи, завернул её в него, как ребёнка и, взяв на руки, вынес её из ванной. Осторожно, словно величайшую ценность, положил на двуспальную кровать.
– Тебе не холодно?
Мередит помотала головой. Холодно не было. Но столько всего случилось в короткий срок, что она не знала, как к этому относиться. К нему? К себе? Знала лишь одно – она не раскаивалась в случившимся ни на минуту!
За свои девятнадцать лет Мередит ни в кого не влюблялась, если не считать Ливиана. Будь на то её воля, не влюблялась бы и дальше. Влюбляться отвратительно, особенно, если чувство безответно.
Например, сейчас, после всего, что было, Мередит больше всего хотелось уткнуться в подушку и тихо, надрывно зарыдать. Ещё несколько часов назад при заявлении Артура о том, что он не интересуется женщинами, в душе Мередит ровным счётом ничего не дрогнуло, то теперь мысль об этом ранила.
Как перенастроить свой мозг? Как перестать ревновать парня к другому парню?
– Что с тобой? – тихо спросил Артур, беря Мередит за руку. – Что не так?
– Ерунда! Просто день выдался длинный, насыщенный. Вот я и устала.
– Дело только в этом?
Да конечно же нет! Всё дело в том, что она ревнует! И пусть у неё нет прав ревновать – всё равно! Ревнует страшно, яростно, до желания смертоубийства соперника, а признаваться в этом даже самой себе невыносимо!
– Ты говорил, что женщины тебе не интересны. Мы не должны были…
Как странно смущаться, глядя человеку в лицо после всего, что было между ними четверть часа назад. Как всё в одно мгновение могло вот так перевернуться вверх дном? Ну и как теперь жить?
Мередит попыталась отдёрнуть руку – Артур не позволил.
– Прости меня, – прошептал он одними губами.
– За что? За мой первый в жизни оргазм?
Мередит хотела, чтобы это прозвучало смешно, но вышло, напротив, горько.
Она снова попыталась отнять руку и снова – не вышло.
– Я о многом в жизни жалел, но о том, что было сегодня между тобой, и мной жалеть точно не стану, – сказал Артур.
– Нет, ты не думай, я понимаю, что это ничего не значит. Тебе нечего бояться! – поспешно затараторила Мередит. – Я не стану требовать свадьбы и любви до гроба...
Она говорила скороговоркой, словно боялась сказанных слов, а сердце тяжело, гулко и быстро билось в груди.
Артур сел рядом, откинувшись на подушки, одну руку вытянув на согнутой ноге,
а второй по-прежнему обнимая Мередит.– Почему – не станешь? Потому, что продолжаешь мечтать о моём старшем брате?
– Но ты же говорил, что тебе не нравятся женщины?
– Получается, соврал. Хотя они мне и правда не нравятся – другие женщины. Но сегодня я узнал, что мне нравишься ты.
– Потому что похожа на мальчишку?
Он усмехнулся, но без тени сарказма:
– Я бы так не сказал.
– Не уходи от вопроса, пожалуйста! Для меня очень важно знать, почему ты меня поцеловал?
– Потому, что хотел этого, – просто ответил Артур.
Но в этом простоте было всё – и глубина, и чувства.
– То, что был между нами тебя это важно? – уточнила Мередит. – Или я оказалась настолько навязчивой дурой, что грех было этим не воспользоваться? – улыбнулась она. – Тебе ведь не всё равно, кого целовать, да?
– Разве, когда всё равно, так целуют? – поймав её ладонь, Артур поднёс её к губам и поцеловал так, словно они были не спальне, а встретились на балу. – Ты можешь всё изменить, Мередит, – сказал он уже серьёзно, глядя ей в глаза. – Сможешь, если захочешь.
Он смолк.
А Мередит вдруг со стыдом вспомнила, что он серьёзно болен.
Тёмные круги под глазами, потрескавшиеся губы, неестественно-бледная кожа на острых скулах никуда не делись, выдавая, что его состояние если и улучшилось, то ненамного. Несмотря на это, Артур выглядел потрясающе красивым. Как будто материализовался из грёз.
– Мы оба устали. Давай отдохнём, а разговор продолжим завтра? – со вздохом предложила Мередит.
Отдыхать, на самом деле, совсем не хотелось. Хотелось схватить Артура за плечи и чуть ли не силой вытрясти из него признания в том, что чувства её взаимны, что все его проступки и привязанности остались в прошлом, а она теперь его свет в окошке. Но нельзя получить всё и сразу.
Хотя в любви-то, на самом деле, как раз и можно: всё и сразу или – ничего и никогда.
Страсть угасает быстро, часто после неё ничего и не остаётся кроме холода и горечи прогоревшего пепла. «Но это не мой случай, – подумала Мередит, поудобнее устраиваясь на подушках. – Я найду способ привязать Артура», – пообещала она себе.
Женским чутьём безошибочно чувствовала, что уже и сейчас вошла в его сердце. Это знание наполняло радостью и светом, какие испытываешь разве солнечным ярким утром да в первые майские дни, когда всё впереди и большинство из «всего этого» – хорошее.
Мередит никогда раньше не была в этом доме. Откуда же это чувство, что всё её здесь знакомо?
И хвойный запах? И темнота за окнами? И обволакивающие тепло? А главное, тихое, размеренное дыхание молодого человека, лежащего на соседней подушке?
– Ты спишь?
– Нет, – донеслось в ответ.
– И я. Не получается заснуть. Думала, получится, но не выходит.
Артур усмехнулся и, обняв, привлёк к себе:
– Так лучше?
– Определённо.
Мередит сама не заметила, как уснула.
Вспомнить, что снилось ей в ту ночь было сложно, но сны были цветными и яркими, похожими на порхающих бабочек.
***
Когда она проснулась, Артура рядом не было, а дверь в комнату осталась приоткрытой, позволяя в комнату свободно вливаться запаху кофе и сдобы.