Абьюз

– Её присутствие всё усложняет.

– Что именно?

– Она может помешать…

– Чему?

Снежинки, кружащиеся в воздухе, мягко падали на её распущенные волосы, делая похожей на тех суровых зимних духов, что уходят с земли с первым теплым дыханием весны. Снежная Королева перед мальчиком, которому почти удалось сложить слово «Вечность» из осколков льда.

Такая всесильная и прекрасная! Но лишь до тех пор, пока спит Герда.

– Пошли, – схватив меня за руку, Синтия потянула за собой.

– Куда? – не спешил я исполнять её каприз.

– Просто – иди за мной.

– А как же Кэтти? Не думаю, что оставлять её здесь одну хорошая мысль.

Синтия поколебавшись, кивнула:

– Хорошо, отнесём её в дом. Спать в кровати ей будет гораздо удобнее.

– А если она проснётся?

– Не проснётся, – уверенно пообещала Синтия и прежде, чем я успел сказать что-то ещё, прежде, чем успел возразить, открыла дверцу машины, положив на белый лоб спящей девушки два пальца, словно оставляя невидимую вмятину между двух тонких бровей.

Лицо Кэтти сделалось безмятежным до такой степени, что я встревожился:

– Ей это не навредит?

– Успокойся, – сверкнула хищными жемчужными зубками в полумраке Синтия. – Я знаю, как ты ею дорожишь. И не наврежу ей. А теперь давай-ка, неси её в дом.

Ночной воздух столь ранней весны мало чем отличался от зимней поры Он витал белым облачком над губами, оседал лёгким инеем на ресницах.

Ещё не хватало, чтобы Кэтти простудилась! Осторожно поправив на ней шубку, накинув на голову капюшон, я поднял её на руки и отнёс в дом.

Шёл ледяной снег, ветки словно остекленели и звенели, как колокольчики, над нашими головами, пока я поднимался по сколькой тропинке, ведущей к двери с чёрного входа.

Осторожно уложив свою драгоценную ношу на тахту в хрустальном зале, я внутренне содрогнулся – теперь Кэтти напоминала мне Спящую Красавицу в хрустальном гробу.

– Не переживай, всё с ней будет хорошо, – взяв меня за руку, прошептала Синтия.

Мой прекрасный зловещий дух, которого давно следовало бы научиться ненавидеть, а я по-прежнему не нахожу в себе силы разорвать недобрую нить, связующую нас преступными узами.

– Я хочу верить, Синти, но ты и в прежние-то времена отличалась вероломством и непредсказуемостью, а с годами эти качества лишь стали ярче.

Она тряхнула головой, строптиво и соблазнительно.

– Что я получу от её смерти? Какой мне в том прок?

– Ты получишь – меня. По-крайней мере, думаешь, что получишь. Но Кэтти – та черта, которую ты не должна переходить, иначе… я не прощу ни тебя, ни себя.

– Я поняла, брат. И приняла. Я знаю, что при всей твоей мягкости и кажущейся слабохарактерности, в некоторых вопросах ты стоишь до конца, не отступая. Давить на тебя в таком случае себе дороже. Я ведь не забыла, чем кончилось наше противостояние в прошлый раз и не решусь потерять тебя – снова. Получишь ты свою Кэтти. И её, и новую жизнь. Но согласись, что будет несправедливо отдать тебе всё, ничего не оставив взамен себе?

– Не понимаю…

Она обошла меня, кружась, как акула перед нападением, только с грацией и мягкостью, акулам несвойственным – Снежная Дева, парящая в лунном свете.

Зловещий потусторонний дух.

А через мгновение я закрыл глаза, чувствуя, как её руки обнимают меня со спины, как её мягкая груди прижимается ко мне – теплая, горячая. Нет, не дух и не ангел – плоть.

Плоть жаждущая и берущая, горячая, требовательная, одинаково способная как к наслаждениям, так и к страданиям.

– Ты знаешь, чего я хочу, Альберт.

От её шепота по телу побежали мурашки, голова начала сладко кружиться, как будто по венам уже струился дьявольский героин.

– Того, чего всегда хотела – вернуть Ральфа.

Наваждение рассеялось, как сон, я высвободился из её объятий, глядя на неё с сожалением и жалостью.

– Это невозможно.

– Возможно.

– Он мёртв уже больше чем сотню лет!

– Как и ты. Но ты же здесь, рядом? Стоишь, разговариваешь со мной, собираешься жениться? Я вернула тебя. И готова отпустить, раз ты так хочешь уйти. Но на прощание сделай мне подарок – помоги вернуть Ральфа.

Это казалось навязчивым бредом.

Но, с другой стороны, бредом не было. Ни черта не было! С самого начала Синтия, со свойственным ей одной, воистину, нечеловеческим упрямством и целеустремлённостью всегда шла лишь к одной цели.

С тех пор, как мы расстались много-много лет назад, ничего не поменялась. Она по-прежнему хотела иметь то, до чего было не дотянуться, что никогда ей не принадлежало – до Ральфа.

Всё с самого начала было во имя его.

Весь ужас, и долгие годы ожидания, поиски научных и мистических решений, вся многоходовка, в центре которой по-прежнему был он.

Она могла вернуть его сразу. Первым. Но без меня ей было его не удержать. Я по-прежнему был обречён служить одновременно и удавкой, и поводком, и проводником.

– Невозможно, нет, – решительно покачал головой я. – Оставь его уже, наконец, в покое. Партия сыграна, Синти!

– Я желаю сыграть ещё раз.

– Он никогда тебя не любил! – не выдержал я. – Ты знаешь это! В прошлый раз ты испробовала всё, что могла, но ничего не изменила. Отпусти то, что не твоё. Просто начни жизнь сначала и – живи. Я не понимаю, Синти, зачем?! Зачем воскрешать всю эту боль? Весь этот кошмар и грязь? «Пусть мёртвое прошлое хоронит своих мертвецов!», – помнишь?

– Мне нужен Ральф, Альберт. И если ты откажешься мне помочь его вернуть, то и свою драгоценную Кэтти ты тоже не получишь!

Сердце моё забилось сильнее:

– Что ты с ней сделала?

– Да ничего, не волнуйся! Обычный летаргический сон. Безопасно, как в вакууме. Практически никаких угроз, кроме самой маленькой: не проснуться.

– Ты не посмеешь так со мной поступить! Ты обещала не причинять ей вреда!

– И выполнила своё обещание – она невредима. И вообще, если бы ты не притащил её сюда сегодня с собой, у меня не было бы возможности использовать её против тебя, как оружие.

– Ты верна себе, дорогая сестра! Как всегда, во всём случившемся у тебя виноват я?!

– Но ты и правда виноват, – рассмеялась Синтия. – Если бы не был таким сластолюбивым слабаком, я не могла бы тобой легко манипулировать и всё, совершенно всё, было бы иначе.

– Какая же ты сволочь, дорогая, милая сестрица, – я не мог изгнать боли, терзающего сердца, из моего голоса полностью. – Что ты за дрянь, если так обходишься с единственным человеком, который любит тебя такой, какая ты есть?