Аччелерандо

– Бедняжки, – бормочет другая женщина, оглядываясь на лепрозорий. – Недостойная смерть им уготована.

– Да сами во всем виноваты! – отмахивается один из кавалеров. На вид ему двадцать с хвостиком, он обладатель густых бакенбард и таких манер, будто он стал отцом крупной семьи гораздо раньше уместного на то возраста. Он постукивает тростью по мостовой в такт своим словам, видимо стремясь наделить их весом. Компания берет курс на Медоус [50] и на пешеходном переходе чуть медлит, пропуская процессию велосипедистов и одинокую рикшу. – Не следили за лекарствами – не уследили и за собственным иммунитетом.

50

Большой парк на открытом воздухе поблизости от центра Эдинбурга.

Манфред, захваченный думами о фрактальной структуре опавшей листвы, замирает и обследует траву. Затем, спохватившись, выныривает из омута мыслей и, споткнувшись пару раз на ровном месте, поспешает за компанией, едва не угодив под колеса автобуса с маховыми двигателями, битком набитого туристами. Думаю, нам стоит вернуться в клуб, – вертится в голове. Его подошвы пружинят от тротуара, глухо шаркают по результатам вегетативной эволюции протяженностью в три миллиарда лет. Что-то в этой компании его притягивает. Он чувствует странную тоску, некий информационный тропизм [51] . Вот и все, что от него, по сути, осталось – инстинктивная жажда знаний.

51

Присущее простейшим микроорганизмам движение к среде с наиблагоприятнейшими условиями.

Высокая темноволосая женщина подбирает свои длинные юбки, чтобы они не попали в грязь. Масх мимолетно созерцает радужные нижние юбки – переливаются, как бензин в луже воды над парой старомодных армейских сапог. Значит, эти чудные люди – не путешественники во времени из Викторианской эпохи. Я пришел сюда на встречу с… имя вот-вот слетит с языка! Почти вспомнил. Масх чувствует, что оно каким-то образом связано с этими людьми.

Компания пересекает Медоус по обсаженной деревьями дорожке и останавливается у фасада здания девятнадцатого века с широкими ступенями, взбегающими прямо к двери с латунным дверным молоточком, отполированным до блеска. Они поднимаются ко входу – и мужчина с бакенбардами медлит на пороге и поворачивается лицом к Манфреду.

– Вы от самой больницы за нами топаете, – добродушно замечает он. – Не желаете ли войти? Может, у нас есть то, что вам нужно.

Манфред покорно поднимается по лестнице. Коленки у него трясутся – он до одури боится того, о чем позабыл.

Аннет тем временем допрашивает питомицу Манфреда.

– Когда ты в последний раз видела папочку?

ИИНеко отворачивает морду и самозабвенно вылизывает внутреннюю сторону левой лапы. Ее мех – точь-в-точь как настоящий: густой, шелковистый и красивый. Мех и можно было бы принять за настоящий – с поправкой на клеймо на ее боку, куда вшит для оптического распознавания сетевой адрес компании-производителя.

И все-таки это робот, а не кошка. Во рту у нее нет слюны, в грудной клетке – легких.

– Уходи, – говорит питомица капризно. – Не видишь, я занята.

– Когда ты в последний раз видела Манфреда Масха? – не отступает Аннет.

– Я не знаю. Полиция не знает. Медицинские службы не знают. Его нет в сети, он не отвечает на звонки. Может быть, ты мне скажешь, где он?

Как только Аннет добралась до зоны прилета и проверила интерфейс бронирования отелей на терминале, ей понадобилось ровно восемнадцать минут, чтобы найти нужный: она знала предпочтения Мэнни. Немного больше времени ушло на то, чтобы убедить консьержа впустить ее в номер. Но робокошка оказалась упрямее, чем она ожидала.

– ИИ «Неко» модели 2- нуждается в регулярных простоях для технического обслуживания, – надменно выдает питомица. – Ты не могла об этом не знать, когда покупала мне эту оболочку. Ты чего ждала – 99,999 % аптайма [52] от куска мяса? Брысь, я в раздумьях. – Язычок кошки водит по коже, потом замирает: микроскопические зонды на его нижней стороне заменяют выпавшие за сегодня волоски.

Аннет вздыхает. У Манфреда ушли годы на апгрейд этой игрушки, да и его бывшая, Памела, приложила к ней руку, немало полазав в свое время по настройкам нейросети. У кошки нынешняя оболочка – третья по счету, и с каждой заменой ее поистине котская несговорчивость дает о себе знать все сильнее, прирастая в правдоподобии. Не ровен час, это чудо потребует себе лоток и повадится блевать на ковер.

52

Аптайм – время непрерывной работы сервера, т. е. прошедшее с момента загрузки операционной системы.

– Команда высокого приоритета, – произносит Аннет. – Загрузи в мой картезианский театр полный журнал событий за последние восемь часов.

Кошка вздрагивает и зло сверкает глазами в ее сторону.

– Вот же стерва мясная, – шипит она и застывает на месте. Воздушную среду номера захлестывает незримый тайфун пакетов данных. И Аннет, и ИИНеко при себе имеют сверхширокополосные оптические ретрансляторы распределенного спектра – со стороны видно лишь, как глаза кошки и кольцо на пальце Аннет мерцают ярко-голубым светом в процессе обмена информацией. Через несколько секунд Аннет кивает и водит по воздуху пальцами, листая лог в видимом одной лишь ей журнале. ИИНеко обиженно шипит на нее, потом встает и уходит, высоко задрав хвост.

– Все чудесатее и чудесатее, – мычит себе под нос Аннет, сплетая пальцы и давя на потайные контактные точки на костяшках пальцев и запястье. Вздохнув, протирает глаза. – Значит, он ушел отсюда сам. И всё вроде бы в порядке. Эй, кошка! Он не сказал, к кому собрался?

Питомица устроилась в столбике солнечного света, падающего через высокое окно, – подзаряжаясь и демонстративно показывая Аннет спину.

– Merde [53] , если ты не хочешь помочь хозяину…

53

Дерьмо (фр.).

– Поищи на Грассмаркете [54] , – огрызается зверюга. – Он вроде говорил, что наметил встречу с Фондом Франклина где-то неподалеку. Много пользы ему от них будет…

Юноша в подержанной китайской военной форме и ужасно дорогих «умных очках» вскакивает на мокрое гранитное крыльцо здания. Табличка на дверях извещает, что прямо здесь располагается хостел Армии Спасения. Юноша стучится в дверь, и его голос едва ли различим за ревом барражирующей неподалеку, над родовым замком, парочки МиГов, сделанных Клубом реконструкции холодной войны.

54

Бывшая рыночная площадь в центре Эдинбурга. Расположена у подножия скалы, где стоит Королевский замок.

– Отворяйте, паскуды! У меня к вам дельце!

В щели, прорезанной в двери на уровне глаз, появляется пара линз видеокамер.

– Кто ты и что тебе нужно? – со скрипом вопрошает динамик. По стандарту Армии Спасения, такие новшества не положены, но христианство в Шотландии уже несколько десятилетий кряду непопулярно, и, чтобы окончательно не перейти в разряд древностей, церковь, занимающая здание, по-видимому, пытается следовать духу времени.

– Я Масх! – провозглашает он. – Мои электронные агенты уже отправили тебе все необходимые сведения! Я здесь с одним предложением, от которого нельзя отказаться! – Во всяком случае, такой текст ему подсказывают очки; на деле же сказанное им звучит следующим образом: Я Маск, маи электроная угинты уже атправели тиби вси ниабхадимая свидания. Я здась с аднем придлажанеем, ат катарага низзя атказаться! Увы, «умным очкам» не хватило времени поработать над акцентом. А их новый владелец так преисполнен собственной важности, что прищелкивает пальцами и аж пританцовывает от нетерпения на верхней ступеньке.

– Ну хорошо. Один момент. – У человека по ту сторону громкоговорителя настолько хлесткий морнингсайдский акцент, что он умудряется казаться большим англичанином, чем сам король, будучи при этом простолюдином-шотландцем. Дверь отворяется – и Масх оказывается лицом к лицу с высоким и слегка бледным типом в твидовом костюме, видавшем лучшие времена, с пасторским воротничком, вырезанным из прозрачной печатной платы. Его лик практически скрыт за парой «умных очков» крайне устаревшей модели. – Так кто вы такой, говорите?