Ад

Она кричала, тряслась всем телом, и я не мог стряхнуть ее с себя, для того чтобы выскочить из машины и побежать куда-то за край света от огромного пещерного ужаса, надвигающегося на нас всей своей изуродованной бесконечностью.

В конце концов я все-таки выскочил из машины, потащив Лианну за собой как обрывок почти одноименного растения, опутавшего меня. На какое-то мгновение замер, почувствовав под ногами мелкую вибрацию грунта. И микроскопической частицей мозга, последним, наверное, нейроном, куда еще не просочилась вязкая, скользкая жуть, попытался понять: что же происходит? А ноги уже сами несли меня куда-то в сторону, и ничто не могло их остановить.

Мороз вдруг по-звериному завыл, падая на колени и задирая лицо к бельму неба. Скрюченные пальцы рванули грязную белую рубашку, и на мгновение я снова увидел на его плече полустертую татуировку в виде трех орнаментальных шестерок. А потом земля под ним треснула с влажным всхлипом, чуть вздыбилась, выбрасывая гейзер пламени, и вместе с кусками лавы и обломками камней внезапно превратилась в небольшую пропасть, в которой забарахтался сгусток воплей, горелых мускулов и перемолотых костей.

Вдруг стало очень тихо. Ужас схлынул, оставляя после себя наполненную болью внутреннюю пустоту, в которой исчезал выродившийся отзвук морозовского крика. Все вокруг замерло, наблюдая за тем, как на том месте, где только что стоял человек, возникает небольшое озерцо расплавленной лавы, соединенное с Сухим Каганцом огненным, медленно расширяющимся ручьем. А с раскаленного дна этого озерца на поверхность медленно выныривала тусклая глыба, напоминающая собой безобразную голову существа, покрытого каменной чешуей.

2

— Самохвал, под суд пойдешь! Вернись немедленно! — звенел до сих пор всегда спокойный на людях голос Пригожи.

Мирошник схватил было чернявого мужика в оранжевом жилете за плечо, но, увидев его лицо, разве что не отшатнулся. Потому что тот пронзил его таким разъяренно-раскаленным взглядом, что даже лава в ручье, вязко сплывающем в Каганец, показалась мне холодной дряблой струей.

— Отпусти, паскуда! — зашипел он. — Не видишь, что вокруг творится? Где твои спасательные отряды из города? Где?! Даже связи нет. Может, и самого Гременца уже нет давно, а ты все мне педали разводишь! Пусть я под суд пойду! Пусть! Но — потом. А ты уже сейчас иди ко всем чертям! Да и вообще, чего это вы мной командуете? Кто вы мне такие?.. Торгаши хреновы! А туда же: суд, суд!..

Я заметил, что еще несколько человек неуверенно, но одобрительно закивали головами в ответ на эту истерическую тираду.

После страшной гибели Мороза Пригоже и Мирошнику становилось все трудней управлять своими людьми. И, с одной стороны, это было неплохо, поскольку отвлекало их внимание от меня.

А тогда, когда в воздухе еще стоял запах горелого мяса, перемешанный с сернистыми испарениями, я, стоя рядом с Лианной возле заглохшего «мерседеса», понял одну вещь. А именно то, что больше не буду ни от кого прятаться и не стану бегать ни по каким закоулкам этого взорванного мира. Потому что если во время такой моей беготни что-то случится с той же Лялькой, то я себе этого никогда не прощу. Дмитрий Анатольевич, углубленный в свои околонаучные поиски, ей не защитник. Его самого защищать надо.

А может, и не надо… Потому что мужик по фамилии Самохвал, сбросив Мирошникову руку с плеча, указал пальцем на Бабия:

— Вот парень говорит, что это — звери какие-то, — и он перевел взгляд на лавовое озерцо, посреди расплавленного камня которого замерла уродливая голова бабешки. — Сколько их здесь под нами?! — Он топнул ногой, и голос его сорвался на крик. — Может, сейчас прямо подо мной еще одна вынырнет. А потом — еще одна, вот под ним, — он ткнул пальцем в меня, — а потом — еще, еще, еще…

Самохвал вдруг всхлипнул, развернулся и, сгорбившись, побрел в направлении Юнаков.

— Идиот! — вполголоса произнес Пригожа, бросив уничтожающий взгляд на Дмитрия.

И я был с ним абсолютно согласен. Даже Лялька, как мне показалось, немного отодвинулась от Бабия. Потому что это был тот случай, когда теория не только отрицательно влияет на практику, но и чревата пагубными последствиями. Ну кто заставлял Дмитрия Анатольевича нести свои идеи в массы?! Тем более в перепуганные массы. Вот, даже Гемонович, на что уже выдержанный жулик, а как он прыгнул в «мерседес»!.. Только пыль за машиной взвилась. Впрочем, в бегстве Гегемона мне что-то не понравилось. Может, выражение его лица? Возбужденное, обеспокоенное, но вместе с тем какое-то радостное. И это после гибели человека, на которого он работал! А может, и больше — сотрудничал.

Кроме того, я был уверен, что раньше мою шутку с дулей в кармане вместо пистолета Гемонович ни когда бы мне не простил. А сейчас он, вскакивая за руль и оставляя нас с Лианной тет-а-тет с Пригожей и Мирошником, совершенно не обратил внимания на мою полную разоруженность.

Впрочем, тем сейчас было не до нас. На корабле явно зрел бунт, и в воздухе пахло порохом. Что рядом с лавовыми потоками особенно опасно.

А фигура Самохвала уже уменьшалась вдали. Его больше никто не задерживал. Даже тогда, когда еще несколько человек потянулись за ним следом.

— Идиот, — повторил Пригожа, оглядываясь по сторонам. Раздраженно передернул плечами и уставился на меня.

— Виталий, — позвал он Мирошника, — а с этим что делать будем?

Мирошник, играя желваками, раздраженно махнул рукой:

— Ну его к черту! Никуда он не денется. Пусть только в поле зрения находится. И без выкрутасов, — погрозил он мне кулаком.

Я мысленно поблагодарил Ляльку, которая минут пятнадцать «работала» с Пригожей и Мирошником, пока мы с Лианной находились в плотном окружении «оранжевых жилетов».

— А ты, подруга, головой за него отвечаешь, — обернулся в это время Мирошник к Ляльке, — раз поручилась за него, то и…

— Лучше я за него отвечу. Ох и отвечу!..

Михай тряхнул своими длинными патлами и скользнул по мне взглядом. Будто лезвием по коже. Хулига-а-ан!

У Мирошника же взгляд был немного задумчивый, когда он смотрел на парня и после короткой паузы одобрительно кивал головой.

— Отлично! Поможешь Ларисе Леонидовне. У нее работы много… А иди-ка сюда, орел…

И они отошли немного в сторону, о чем-то живо переговариваясь. Впрочем, заметно было, что в конце разговора Михай почему-то помрачнел. А бубнение Мирошника приобрело менторские нотки.

— Не бойся, — прижалась ко мне Лианна, — я тебя от него защищу.

«Защитничек нашелся: спаниель несчастный», — перефразировал я, вспомнив мультик про Простоквашино. Но благодарно полуобнял девушку одной рукой. Лариса Леонидовна готова была испепелить меня взглядом, и лишь обстоятельства не давали ей возможности этого сделать: огня вокруг и так было много. Искрой больше, искрой меньше — разницы почти никакой.

Вдруг я заметил, что Алексиевский, втянув голову в плечи, двинулся за мужиками, с отрешенностью автоматов бредущих к Юнакам. Знаменитейший обшарпанный портфель безжизненно болтался в его руке.

— Сергей, — позвал я, — тебя-то куда черти понесли?

Алексиевский обернулся, вяло улыбаясь, и, поколебавшись, подошел ко мне.

— А чего здесь торчать? — спросил он неизвестно кого, старательно отводя глаза в сторону. — Надо же посмотреть, что в городе делается.