Ад

Она дико сопротивлялась, не вслушиваясь в мой хриплый голос. Пришлось схватить ее за запястья, крепко встряхнуть и бросить в руки оранжевожилетчиков, замерших позади.

— Тащите ее в машину! Быстро, быстро, ребята!

А толпа была уже рядом… Михай, обо что-то споткнувшись, внезапно упал лицом вверх, подняв трубу над собой, и орава грязной протоплазмой начала обволакивать его. Я было бросился к парню, но что-то цепкое схватило меня и потянуло назад. Оглянувшись, я увидел еще одного оранжевого вояку, пытавшегося оттащить меня к дверце машины, из которой, махая рукой, выглядывал Пригожа.

— Роман Ефимович, не сходите с ума! Надо ехать отсюда, иначе они нас просто раздавят!.. Прыгайте, прыгайте сюда!

Но пока что орава была намерена раздавить только Михая, и я был намерен не допустить этого. Потому что в таком случае Лианна осталась бы совсем одинокой в этом обезумевшем мире. Я крутнулся, оставляя обрывки рубашки в сжатой руке оранжевожилетчика. Но вторая его рука, сжатая в огромный кулак, вдруг начала стремительно вырастать, приближаясь ко мне. Мне показалось, что я почувствовал какой-то хруст, перед тем как, окунувшись в мгновенную яркую вспышку, оказаться в полной темноте. И спокойствии.

5

Итак, имеем следующий расклад. С одной стороны — ноющая челюсть и ноющая, несчастная, растрепанная девушка, а также несколько десятков термосов с жидким азотом. Со второй — разрушенный город, разрушенные люди и непонятное сумасшествие стихии.

Кроме того, в кармане имеется бумажка с тщательно нарисованным планом одного из помещений полигона, на котором в разных местах разбросаны какие-то крестики. Все они начерчены синей пастой самой обыкновенной шариковой ручки. Лишь на месте слесарного шкафа, возле которого недавно возился Дмитрий, цвет пасты менялся на красный.

Все это я рассмотрел через некоторое время, после того как пришел в сознание на резиновом полу микроавтобуса. И после того как высказал Пригоже все, что о нем думаю. А потом — долго пытался успокоить Лианну, навзрыд плачущую у меня на груди.

Впрочем, последнее происходило уже не в машине, а под защитой «КрАЗа», возле которого мы сидели прямо на жесткой земле. Земле, ежесекундно могущей взорваться протуберанцами ослепительного огня и черного ужаса. Земле, которой надоело быть надежной опорой этого мира. Земле, которая выворачивалась наизнанку, засасывая нас, еще живых, в свои смрадные и угарные внутренности.

— Айк собирал вокруг себя молодежь, — еле разбирал я сквозь всхлипы слова Лианны, — говорил, что идет светосиятельный, потому что пламя глубин и неугасимый день указывают на это. Говорил, что он уже рядом и смотрит на нас, определяя, кто покоряется ему, а кто — нет. И непокорившихся, говорил, ждет страшное наказание, а тех, кто хоть и видел непокорных, но не указал на них, ждет наказание еще страшнее… А Михай спрашивал: для чего они грабят дома?.. Тогда Айк хохотал и говорил, что все вокруг принадлежит светосиятельному. А поскольку мы — слуги его, то и нам… Ведь самое главное, что он дарует нам, это — свобода… А один парень, в таких огромных очках, сказал, что это — обыкновенное мародерство, и они бросили его живьем в лавовое озеро, а сами скакали и пели вокруг. А он кричал, кричал, кричал!..

Лианну затрясло, и я, насколько мог ласково, прижал ее к себе, поглаживая ободранной в кровь рукой ее дрожащую спину. Она несколько раз схватила ртом воздух и лихорадочно зашептала дальше:

— И еще они всю выпивку, которую нашли на Юнаках, к себе постягивали. А кто еще выпить хотел или уколоться, должен был какими-нибудь вещами расплатиться или рассказать про того, кто на их компанию косо смотрит. Я им говорила, что так нельзя, а Михай мне рот рукой закрывал и подсмеивался как-то нехорошо. Говорил, что я его разлюбила и в другого втюрилась… А когда Айк, кобель проклятый, на какую-то десятилетку полез, то я ему чуть глаза не выцарапала. И тогда он сказал, что я — недоделанная противница светосиятельного, что меня нужно ему отдать и тогда все будет зер гут. Только Михай почему-то не захотел этого. А потом меня дергали, били, разрывали на кусочки… Бо-о-оже, мамочка моя дорогая, и за что мне все э-э-э-то! — вдруг тоненько-тоненько заскулила она, задрав лицо вверх, словно собака на привязи.

— Тише, тише, Анютка, — заскрипел я зубами — разберемся с тем Айком. Ох разберемся, дай только время! Да и твоего Михая вытащим оттуда, ничего с ним не случится.

— Ой, вытащите его, вытащите его, пожалуйста! Он же хороший, только глупенький. А сейчас такой глупенький, такой глупенький, что я боюсь. Всех боюсь. И его, и Айка, и Гемоновича того проклятого…

Я насторожился:

— А этот здесь к чему?..

Но ответить Лианне не дали.

— Я понимаю, что вам тяжело. Однако сейчас тяжело всем, — послышалось сверху. — И чем скорее мы найдем пути к облегчению нашего положения, чем скорее мы сможем бороться со всей этой пакостью, тем…

Я поднял голову. Над нами, неодобрительно скривившись и засунув руки в карманы, стоял Пригожа.

— Что за пакость вы имеете в виду? — не вставая, спросил я. — Двуногую?

Ванюша неожиданно улыбнулся, но как-то лишь одной стороной лица:

— Эту — в последнюю очередь, поскольку, чтобы добраться до нее, надо пройти через раскаленную лаву.

Он помолчат и добавил:

— Имеем еще два выброса. Погибло десять человек. Из них одна девочка… Ну что, так и будем сидеть да слюни пускать или попробуем все-таки делом заняться?.. Что у меня за команда подобралась! Вот у Мельниченка… В конце концов, ты же сам меня в эту авантюру впутал!

Как не крути, а Пригожа был-таки прав. Это подтвердили и двое оранжевожилетчиков, которые трусцой пробежали мимо нас, таща на импровизированных носилках чье-то обожженное и окровавленное тело. Не поймешь: женщина или мужчина. Мне показалось, что на нас повеяло смрадом горелого мяса.

Я осторожно отстранил от себя Лианну, взяв ее за худые плечи:

— Идем, Лианна. Идем, девочка. Вместе. К Михаю. Только одно дельце попробуем провернуть. Тоже вместе. А потом и Михай нам поможет.

Я поймал себя на том, что последнее прозвучало как «потом Бог нам поможет», и, испуганно моргнув, посмотрел на Лианну. Но та не обратила внимания на мои слова, а еще раз всхлипнула и, неуверенна покачнувшись, встала, вплетая свою ладошку в мою ладонищу.

— Что ж, Иван Валентинович, — облегченно обратился я к Пригоже, — командуй. Кстати, из города ничего не слышно?

— Нет, — мрачно ответил тот. — Будто повымирали там все. Может, Мельниченко и знает что-нибудь, но он со мной контакта не поддерживает. Наверное, считает, что уровень не тот… Что ж, если гора не идет к Магомету…

— То Магомет вылетит — не поймаешь, — бодро закончил я за него.

Пригожа слабо улыбнулся:

— Как волка ни корми… Но командовать я вами не буду. Снова-таки уровень не тот. Да и не торопитесь вы, Роман Ефимович, идти на сотрудничество. Итак, берите Бабия — вон он, возле озерца болтается и… Семен. — Позвал он «оранжевого», который некоторое время назад засандалил меня по физиономии, а сейчас жадно курил, сидя на груде битого кирпича. — Семен, возьми двух ребят и помоги Роману Ефимовичу. Он объяснит, что делать надо. А я поеду посмотрю, что к чему. Скоро буду. Надеюсь, что к моему возвращению вы уже извлечете хоть какую-то практику из своей теории.