Адаптация

Глава 8. Дамские штучки и фига в кармане.

Широкие колеса "Скорпиона-3" давили мох, втаптывая в сфагновое покрывало тонкие ветки багульника. Летели брызги болотной воды. Мелькали редкие сосны. Треугольником растянулась волчья стая. Вел самец. Пятнистая волчица держалась рядом. Она бежала, широко раззявив пасть, и язык развевался розовым флагом. Молодняк шел задним эшелоном, и Ева чувствовала спиной их недобрые взгляды.

Мелькнул и исчез молодой осинник, уже заселивший берег запруды. Сухими штакетинами торчали стволы старых берез. За ними проглядывала синее полотно заводи, черными стогами на нем торчали бобровые хатки.

Ева взяла левее, на бурое кочковатое поле. Волки к выбору отнеслись с пониманием. Им тоже не хотелось встречаться с бобрами.

Затрясло. Колеса то проваливались в мягкие ямины мочажин, то втаскивали тело болотохода на полосы гряд. Небо скользила по маслянистой поверхности луж. И монотонность движения пробуждала к жизни воспоминания.

Зеркальная маска искажала пространство. В нем Евы не существовало. Точнее она превращалась в пятно, которое дергалось и перебирало ложноножками, тревожа окрестную темноту.

Человеку под маской тоже доставалось от дерганий Евы-амебы, и, реагируя на ее движения, он шевелил руками. Пальцы расходились. Пальцы смыкались.

– Это все, что вы можете сказать?
– и голос у него ненастоящий, синтезированный и адаптированный согласно ситуации.

– Да, - Ева смотрит туда, где по ее убеждению должны находиться глаза.

– Ваш отчет не полон.

– Извините?

Он достает из-под столешницы планшет и толкает в сторону Евы, повторяя:

– Ваш отчет не полон. Отсутствуют личные впечатления.

– Я не знала, что они вам интересны, - Ева не удержалась от сарказма и не удивилась, когда тот был проигнорирован.
– Мои личные впечатления неинформативны.

Раньше он ценил информативность. И сам спускался в лабораторию, а не вызывал Еву наверх. Его кабинет - стеклянный шар на стеле лифтовой шахты. Кабина взлетает стремительно, как пузырек воздуха по полости вены. И колени подгибаются не столько из-за рефлективной предопределенности, сколько от подсознательного ужаса.

Рожденные ползать не желали летать. Но приходилось.

Лифт останавливается мягко. Расходятся створки, и красный ковер кабины смыкается с покрытием пола. Толстый слой крашеного войлока гасит шаги. И Ева сама не замечает, как переходит с нормального шага на крадущийся. Внимательно следят за ней фасеточные глаза камер.

Его кабинет огромен. Здесь искусственная тьма и столь же ненастоящий свет делят пространство. И пол расчерченный черно-белыми квадратами похож на шахматную доску. Вряд ли это случайно. Тогда кто он, замерший у затененного окна? Король? Король - слабая фигура. В ней только и есть, что условная значимость. Королева? Имеется в нем и некоторая женственность, в жестах, в самой манере говорить и вести беседу. Но все же Ева отметает и эту фигуру. Ферзь? Конь? Кто угодно. Под маской легко спрятаться даже игроку. Вот с ней самой все куда проще - пешка. Белая, черная - не имеет значения. Главное, что пешка осмелилась высунуть любопытный нос за границы клетки.

И сейчас по этому носу ударят.

– Почему она умерла? Как думаете вы?
– он интонационно подчеркнул обращение.

– Потому что переоценила собственные силы.

– Дальше.

– Да нечего дальше!
– зеркало в качестве собеседника выводило Еву из равновесия. Как будто она забыла его лицо. Да помнила! Все, черт побери, помнили! И ни к чему эти прятки.

Заигравшиеся детишки нашалили, а виноватой сделают Еву.

– Я не знаю, что взбрело ей в голову! Я не знаю, почему она решилась на этот эксперимент. И я не знаю, почему сразу четверо! Да еще на той неделе она с одним магом не могла управиться, а тут...

– Вы весьма эмоциональны, - заметил куратор. Он достал из-под стола бутылку с минеральной водой и стакан.

– Вы сами хотели впечатлений. И... и да, я эмоциональна. Я ведь человек.

– В отличие от меня?
– он открыл бутылку и налил в стакан.
– Вы ведь не считаете человеком меня? Возьмите.

Ева выпила и удивилась тому, что, оказывается, ее мучила жажда. Запоздало испугалась, что в воде могло быть что-то кроме воды. Но страх тут же показался смешным: Ева и так расскажет ему все, что он желает услышать. Иначе ведь невозможно.

– В какой-то мере считаю. Или скорее считаю в какой-то мере человеком. Людьми. Вы сами понимаете, тема скользкая. Мы стали слишком... разными. А Наташа мне нравилась. Как человек человеку. Личная симпатия, если вам знаком такой термин.

Второй кивок. И легкое движение пальцев на левой руке. Это что-то значит? Или Ева просто усматривает значения там, где их нет и быть не может.

– Наташа была... очень эмоциональной. Но не настолько, чтобы поставить этот идиотский эксперимент! Во всяком случае, в одиночку, - тихо договорила Ева. Ну вот и сказала вслух то, о чем и думала с опаской.

А он молчал, не спеша ни соглашаться, ни отрицать. Только столкнулись над столом уже не пальцы - кулаки. Пауза затягивалась. Ева ждала. И он все-таки заговорил первым:

– Ваша версия логически не противоречива.

– Но недоказуема. Вы это хотели сказать?

– Да.

Ева знала это. Еще тогда, когда составляла отчет. Данные с камер наблюдения. Показания свидетелей. Протокол. Журнал. И грызущее ощущение неправильности случившегося.

– Я хочу, чтобы вы посмотрели эту запись, - сказал человек, указывая на одну из стен. По знаку его стена дрогнула и переменила окраску, превратившись в огромный экран.
– Вместе со мной.