Adelante, Гончар, adelante

– У нас там мини-бар? – удивился Глеб.

– Что-то вроде, – согласилась она.

Оказывается, в Петербурге тоже принято выпивать перед входом. Только из других, более элегантных емкостей.

Разгоряченные содержимым Лениной сумки, они разделись в гардеробе. Под действием бутылочек – а ему досталось три – Глеб уже не чувствовал себя лишним. Когда они прошли в зал, Глеб обомлел. Подобное он, конечно, видел в кино, но экран не передавал всей масштабности события.

Пространство внутри было огромным. Под потолком, теряющимся в темноте, на каких-то сложных конструкциях гроздьями висели световые эффекты, то и дело вспыхивая. В сверкающей полутьме люди угадывались по фрагментам.

– Нам, кажется, туда, – прокричала ему в ухо Лена, протягивая руку в пульсирующую темноту, через долю секунду озаряющуюся холодным зеленым.

Глеб кивнул. По сути, местная дискотека очень напомнила Глебу свою, «деревенскую». Только эта была, конечно, технологически выше на несколько порядков. То есть здесь процесс оглушения и ослепления человеческих существ велся немногим более изощренно и качественно.

Протискиваясь сквозь толпу, они вынырнули у прижавшихся к стене столиков. Лена, придерживая Глеба за край свитера, огляделась. Ее уже окликали, но это можно было понять только по жестам. Звавшие Лену люди открывали рты и были похожи на людей с телеэкрана, у которого выключили назойливый звук.

Улыбчивая, она подставляла щеку под поцелуи и мужчин, и женщин одинаково охотно и при этом убирала свои напомаженные алым губы в сторону. В перерывах между поцелуями представляла своим друзьям Глеба, крича им в ухо. Глеб без разбору пожимал руки.

Все они выглядели одинаково удачливыми, что несколько обескураживало Гончаренко.

Три безупречные пары, пусть и разной степени красоты, излучали духовную сытость и материальный достаток. Причем если второе Глеб понял только по мере знакомства с этими людьми, то первое как-то сразу бросалось в глаза. Читалось в одежде… Как известно, самая дорогая одежда отличается внешней скромностью. При этом сидит как влитая…

Водитель, который привез Лену, был один. Плюс ко всему как-то нехорошо посматривал на Лену. Глеб давно усвоил эти взгляды еще на родине. Такие взгляды кидают либо брошенные любовники, либо несостоявшиеся ухажеры. А ведь и те и другие – существа опасные.

Он хотел получить Ленины комментарии к компании, но разговаривать в зале было определенно невозможно.

– …танцевать… – долетело до него, когда Лена, обдав Глеба яркой волной духов и ментоловой резинки, приблизила губы к его уху.

«…Танцевать…» он был еще не готов. Потому что дрыгаться под выветривающиеся сто пятьдесят было не в его правилах. Угощений и напитков на столе пока что не было. Безупречные пары без аппетита теребили меню.

Он тоже схватился за брошюрованные листы и сразу оказался в категории «Напитки».

Если быть совсем честным, то именно это Глеб и предполагал. Вернее, как всегда, надеялся на худшее, и в этом случае его надежды оправдались.

На свои деньги Глеб, за неимением примитивной водки, мог позволить себе и Лене угоститься бокалом шампанского либо треснуть «Кровавой Мери», где этой водки будет в лучшем случае граммов пятьдесят. Если месяц питаться перловкой – можно еще и повторить.

И как после этого «…танцевать…»?

Лена деликатно взяла меню из его рук и положила на стол. Поманила его рукой и прокричала на ухо:

– Ты с ума сошел? У Стасика день рождения.

Глеб покивал. Это в корне меняло все его планы. Особенно если неторопливый Стасик закажет минеральной воды. Да еще, судя по его вялым движениям, часа через два.

Мини-бар тем временем выветривался. И Глеб подумал о том, как хорошо было бы взять Лену на одну из их с Корнеевым прогулок вместо Корнеева. Пройти с ней, к примеру, по заснеженной набережной черно-белой Мойки, сбивая влажный снег с холодных перил. Свернуть на Пряжку… Выйти на канал Грибоедова в том месте, где он впадает в Фонтанку. На протяжении прогулки пить теплый портвейн из-за пазухи и закусывать его бубликом.

Глеб взглянул на Лениных друзей, подумав о том, что будет, если объяснить им такую романтику.

И вдруг музыка стихла. Плавно сошла на нет. Как будто из зала вынули пробку, державшую давление. Все заговорили. Ведущий провозгласил паузу. Динамики зазвучали тихой романтикой…

А стол вдруг стал покрываться закусками. Вдогонку к закуске в двух больших кувшинах прибыло вино.

Притом что Глеб рассчитывал на водку.

Поняв, что можно наливать и пить без тостов, Глеб зачастил, пару раз чуть не поперхнувшись под взглядами Стасика. Ему хотелось, чтобы пила и Лена. Он не мог отделаться от ощущения, что трезвой Лене он будет неинтересен.

Неторопливые друзья вели неторопливую беседу. Казалось, что музыка им только мешала.

Глеба озадачила фраза:

– А что по вечерам делать? Не только же читать! – можно было подумать, что Ленина подруга только и делает вечерами, что читает.

Стасик в ответ неестественно расхохотался.

«Они тоже не знают, что делать», – понял Глеб, допивая третий стакан.

Теперь можно было танцевать.

Прогнувшись и спружинив несколько раз, Глеб понял, что танцевать он совершенно не умеет.

6

Не отрывая голову от подушки, Глеб нащупал на полу бутылку минералки, которую он предусмотрительно купил накануне. Сделал глоток. Посмотрел в окно, демонстрирующее для лежащего Глеба кусочек неба.

Он резко сел на кровати, спустив на пол босые ноги. На плечи, словно чьи-то тяжелые руки, навалились воспоминания.

Все пошло совсем не так, когда ушел Стасик. Расплатился и исчез, пока Глеб с Леной неумело отплясывали в толпе. Глеб вообще не мог понять побудительных мотивов танца. Даже петухи красуются перед безмозглыми курицами только для того, чтобы этих куриц завоевать. А тут… Курица вроде завоевана. Топчи – не хочу! Однако все как-то запутанней и глупей одновременно. Приехал в Тулу…

Лена же, не смущенная подобными умозаключениями, исполняла одну за другой хореографические фигуры. И надо признать, хорошо справлялась с ролью лучшей куриной самки в курятнике, делая все, чтобы раззадорить своего петуха.

Она же не знала, что ее петух склонен к рефлексии.

Глеб чувствовал себя не на месте, как не на месте ощущали бы себя Ленины друзья, с пренебрежением говорившие о книгах, слушая, например, читающего стихи Корнеева. Притом что Глеб, пока еще не будучи книгочеем и не зная разницы между хорошими и плохими стихами, определенно знал, что книги и стихи – это хорошо и правильно!

И если он, Глеб, не понимает каких-то умных книг, то это его, а не книг проблема.

Они подходили к столу два раза, утоляли жажду и опять возвращались в колышущуюся толчею и тесноту.

Вернувшись в третий раз, в тот момент, когда опять стихла музыка, Стасика они не застали.

Негритят оставалось шесть. Сидели они по парам, словно бы в гнездах. Музыка стихла, и гнезда оживились.

– А где Стас? – запыхавшаяся, спросила Лена так, будто знала ответ.

– Уехал… – с едва заметным сарказмом произнес один из гостей, ковыряя во рту зубочисткой.