Adelante, Гончар, adelante
Шрифт:
Теперь он четко понимал, что она ему не нужна, несмотря на то что с ней хотелось остаться.
В понедельник побывавший в Музее истории религии Корнеев делился с Глебом.
– Зря ты не пошел… – сожалел он.
– Зря, – согласился Глеб. – Действительно зря…
7
В слякоть ботинки – те, что подарил Глебу Корнеев, – были особенно хороши. Если зимой в приличные морозы ноги все-таки мерзли, то вот в такую – апрельскую – погоду ботинки были незаменимы. Поскольку непромокаемы. И по утрам Глеб не обходил
После пережитой зимы влажный апрель уже не удивлял Глеба и не становился для него чем-то непривычным, несмотря на то что такой апрель в его жизни случился впервые. На родине в это время люди расхаживали в футболках.
К концу месяца наступило резкое потепление.
Лужи подсохли. Возле канализационных люков желто заморгала мать-и-мачеха.
Дышать стало вдруг легко, как будто легкие нарастили за зиму дополнительный объем.
Глеб был рад тому, что ему некогда тосковать. Хотя поводов для тоски было достаточно.
Во-первых, ему стало понятно, что надо искать какой-то заработок. Денег, которые присылали родители, было совсем мало. К тому же мать писала, что отец вновь стал выпивать. Выводы, как говорится, напрашивались сами собой.
Отец три года не брал в рот ни капли. Этой весной подшивка кончилась. Повторять опыт отец категорически отказывается. И пьет пока не очень крепко – по крайней мере совмещает пьянство с работой. Чем это кончится, знают все. В том числе и отец. И несмотря на это, надеются на лучшее. Зря!
Во-вторых, на чужих примерах перед Глебом открылись непостижимые его разуму еще полгода назад горизонты.
Серега Ковба долго ухаживал за Олей Скрипченко. Приглашал ее в ресторан на чашечку кофе. Дарил ландыши. Потом как следует поприжал Олю на черной лестнице. После этого они решили жить вместе.
Сначала они хотели расселить соседей, придумывая для этого хитрые комбинации. Потом ходили напрямую к коменданту. Комендант, ленивая дама за сорок, проживающая на пятом этаже, сказала, что свободных комнат нет. Возможно, простимулированная каким-нибудь стодолларовым конвертом, она бы и нашла выход, но Ковба решил вопрос по-другому.
Серега работал охранником на платной автостоянке. Получал довольно легкие и, соответственно, небольшие деньги. Так вот, Ковба снял комнату в коммунальной квартире. Кроме себя поселил туда и счастливую Олю. Тесноту маленькой комнатушки Серега объяснял так:
– И так и так тесно! Так я лучше с телкой, чем с Ушаком!
«Ушаком» называли здорового, как секретер, и крепко пахнущего мужчиной капитана сборной института по плаванию Сеню Ушакова. До последнего времени Ушак был Серегиным соседом.
Теперь Серега проживал с еще не вышедшей из статуса «телки» Олей.
К тому же комната была все же объемнее двуспальной общажной кельи.
Пока такой поворот был пределом мечтаний Гончаренко. Помимо денег для совместного проживания была нужна вторая половина… Глеб пытался не переживать об этом и думал пока о том, как создать уют там, где он жил сейчас.
Сосед давно предлагал купить вскладчину телевизор. При том что,
имея деньги, мог бы сделать это в одиночку. Однако ему и в голову не приходила эта затея. Ему было не взять в толк, почему Глеб стал бы смотреть телевизор бесплатно. И он не покупал.– Займи у кого-нибудь, – предлагал он и, не услышав ответа, добавлял весомое: – Отдашь в рассрочку.
Как будто бы даже знал, у кого занимать.
В начале мая Глеб принес телевизор. Стоило ему обмолвиться в институте о том, что неплохо было бы… Или – неплохо бы было…
В общем, ему пришлось еще и выбирать. Не отягощенные ощущением финансового краха однокурсники наперебой предлагали ему старенькие телевизоры. Среди телевизоров были даже радиола и проигрыватель виниловых пластинок.
В итоге за компанию к старенькому «Горизонту» комната Глеба пополнилась еще и кассетным магнитофоном без задней стенки. Рухлядь была вполне жизнеспособна.
– Почем взял? – заинтересованно произнес сосед, доставая при этом лощеный кожаный кошелек.
– Да убери… – благодушно удостоил ответа Глеб. Ему было приятно внимание, оказанное ему товарищами.
Сосед поспешно убрал лопатник в задний карман.
К вечеру комната наполнилась синеватым свечением. Если свечение и движущиеся фигуры мешали готовиться к занятиям, можно было тихонько запустить шелестеть аудиокассету. На единственной пока аудиокассете было коротко выведено:
«Битлз». Эту кассету Глебу подарил Корнеев.
Глеб пытался организовать свое существование так, чтобы тосковать было некогда.
Когда все же подступало, Глеб уходил на берег Невы.
Не парадная, а уже судоходная Нева жила в десяти минутах ходьбы от общежития. Они любили гулять здесь по набережной с прошлой симпатией еще в октябре. С тех пор, не в пример симпатии, Нева стала еще краше.
Он, подстелив пустой рюкзак, садился на ступени набережной. Когда были деньги, доставал купленную пачку сигарет. Отключался от всего, что оставалось за спиной. Впереди же были только вода и сравнительно далекий берег.
Глеб предавался мечтам, как тибетский монах, отказавшийся от земных благ. Сходства с монахом добавляло то, что Глеб тоже от них, земных благ, отказался, правда, по другой, экономической причине.
Здесь, на берегу Невы, Глеб впервые принялся мечтать о путешествиях. Уже не отвлеченно, а с четким практическим применением своих знаний. Все, что не касалось математик, давалось Глебу легко. Более того – от некоторых предметов он получал удовлетворение. И чувство причастности. Да что там от предметов – даже от слов! Не каждый может со знанием дела говорить о скорости адвекции…
Еще он проникался уважением к преподавателям. Многие из них были учеными с мировыми именами. При этом вместе со студентами дымили в курилках и иногда маялись с похмелья на первых парах. От такой сопричастности Глеб чувствовал себя молодым перспективным специалистом. Конечно, усмехался этому… А после опять чувствовал.
Когда начинало темнеть, Глеб уходил с берега. Темнота была благодатной почвой для нездоровой тоски, а от одиночества в голове образовывались ненужные, неполезные вещи.