Адепт Источника

Я удивленно приподнял бровь.

– Прости, не понял.

– Разве Пенни тебе ничего не говорила?

– Почти ничего. Я знаю только то, что о вас начали распространяться нелепые слухи, затем Брендон не поладил с Амадисом, и вы ушли из Дома.

– Так оно и было, - подтвердила Бренда.
– Но началось все гораздо раньше, пожалуй, еще до нашего рождения.

– Даже так?

– Да. Ты ведь знаешь, что отец был не в восторге от Амадиса?

– Знаю, - кивнул я.
– Он считал, что Амадис слишком долго засиделся в наследниках престола, чтобы стать хорошим королем. Однажды в припадке откровенности отец пожаловался мне, что сам испортил Амадиса, внушив ему сильный комплекс неполноценности, подавив в нем свободную инициативу и самостоятельность. Дескать, Амадис настолько привык быть на побегушках и играть вторые роли, что вряд ли из него получится стоящий монарх.

– Я сделал паузу и пытливо посмотрел на Бренду.
– Так что, отец оказался прав?

– На все сто, - безапелляционно заявила она.
– Опасения отца полностью подтвердились, причем в самом худшем их варианте. Амадис очень дурной король.

Я развел руки, одновременно пожимая плечами в жесте слепой покорности судьбе.

– Увы, ничего не попишешь. Ведь следующим за Амадисом шел Александр а он был бы еще более дурным королем.

– Александра давно сбросили со счетов, - возразила Бренда.
– Да и он сам не желал иметь ничего общего с нашим Домом. Следующим был ты - но ты, к сожалению, чересчур сильно увлекся Сумерками и стал настоящим Сумеречным, что совсем не нравилось детям Света. Ты открыто исповедовал Мировое Равновесие... а не тайком, как мы с Брендоном. В общем, ты не оправдал папиных надежд, и он вычеркнул тебя из списка претендентов на трон.

Наконец до меня дошло.

– Ага! Стало быть, отец прочил Брендона в короли?

Бренда кивнула.

– Он принял это решение еще до того, как ты ушел в бесконечность.

– Вот как? Странно. А я ничего и не знал.

– В то время об этом знала только мама.
– Бренда несколько секунд помолчала, значительно глядя на меня.
– Она упорно настаивала на твоей кандидатуре, и из-за ее бескомпромиссной позиции отец долго не решался объявить Брендона наследником престола.

– Даже после моего исчезновения?

– Даже после твоего исчезновения, - с расстановкой произнесла сестра, видимо, в надежде, что я прочувствую свою вину.
– Мама любила тебя больше, чем всех нас вместе взятых, она принимала в штыки любые разговоры о том, что ты, возможно, погиб...

– Двадцать семь лет Основного Потока - срок небольшой, - заметил я, скорее оправдываясь сам, нежели оправдывая Юнону.

– При обычных обстоятельствах да, - не стала возражать Бренда.
– Но когда в последующие три года вслед за тобой отправляется три сотни человек, и все они, как один, пропадают безвести, то сам собой напрашивается вывод, что тебя уже нет в живых.

– Наверное, ты права, - вынужден был согласиться я.
– И когда же меня официально признали умершим?

– Шестнадцать лет назад. Тогда в Пантеоне был установлен пустой саркофаг с твоим именем, состоялась траурная церемония, а отец произнес надгробную речь, в которой прямо заявил, что видел тебя своим преемником.

– Ловкий ход!
– вырвалось у меня.
– Таким образом он дал всем понять, что Амадис давно вне игры.

– Вот именно. После твоих символических похорон только об этом и говорили. И когда отец, выдержав двухнедельную паузу, издал указ о назначении Брендона наследником престола... гм, с формулировкой: "в связи с констатацией факта гибели сына нашего Артура" - это уже ни для кого не явилось неожиданностью.

– Раз так, то почему же Брендон не стал королем?

– Потому что Амадис оказался еще большим подлецом и негодяем, чем можно было подумать, - гневно ответила Бренда.
– Отец рассчитывал лет через двадцать пять - тридцать возвести Брендона на престол, передать все бразды правления в его руки, а самому уйти в тень и спокойно умереть. После завершения Рагнарека он чувствовал усталость от жизни и понимал, что долго не протянет.

– Это все понимали, - заметил я.

– В том числе и Амадис, а также его мерзкие дружки и любовницы. При известии о назначении Брендона наследником они совсем озверели и сразу же начали бешеную кампанию по его дискредитации. Они активно распускали порочащие его слухи, ему приписывались все смертные грехи, в частности, что якобы он спит со мной. Это была их козырная карта.
– Бренда негодующе фыркнула.

– И представь себе - многие поверили. Или же сделали вид, что поверили.

– А отец?

– Он хорошо знал нас обоих и понимал, что мы на это не способны. Зато другие наши родственники... Ох уж эти родственники!

– То есть, семейный совет отказался утвердить назначение?

– Категорически, - ответила Бренда и в сердцах добавила: - Вот олухи-то! Впоследствии они горько пожалели об этом, но было уже поздно.

– А отец не пробовал оказать на них давление?

– Пробовал, но все безрезультатно. Он давил, сколько было сил... а сил у него оставалось совсем мало. Может быть, тебя удивит это, но ты очень много для него значил, по-своему он даже любил тебя, хотя говорят, что ему было чуждо такое чувство, как отцовская любовь. После твоего исчезновения отец впал в глубокую депрессию, все чаще стал замыкаться в себе, поговаривали даже, что он тайком смотрел телевизор. Представляешь!

Я содрогнулся. В моей памяти еще были свежи детские сказки-страшилки о людях, которые, днями просиживая у "дьявольского ящика", постепенно деградировали и превращались в растения. Конечно, нет ничего плохого в том, чтобы иногда посмотреть хороший фильм или узнать свежие новости из мира, который тебя интересует; в принципе, это так же невинно, как прочитать книгу или газету. Но если копнуть глубже, то подавляющее большинство телепередач призваны скрасить серые, однообразные будни простых людей, утомленных повседневными хлопотами и борьбой за существование, дать выход их неутоленной жажде новизны, позволить им хоть на время сбросить с себя оковы обыденности. Что же касается Властелинов, к услугам которых неисчислимое множество самых разнообразных миров и которые воочию могут повидать все, что захотят, будь то футбольный матч, вооруженное ограбление банка или взрыв сверхновой звезды, - им нет нужды предаваться грезам о несбыточном перед голубыми экранами. А если Властелин все же начинает смотреть телевизор - смотреть по-настоящему, увлеченно, самозабвенно, упоенно, - то это верный признак того, что им овладела апатия, безразличие ко всему на свете, что он потерял вкус к жизни и готовится умереть...

– Так вот, - продолжала Бренда.
– Видя, как чахнет отец, Амадис принялся добивать его без жалости и милосердия. Сторонники нашего сводного братца начали клеветать на маму, обвиняя ее в том, что будто бы она изменяет отцу. Досталось также и всем нашим сестрам, естественно, брату Александру, и даже крошку Пенни они не обошли стороной.

– Мерзавцы!
– воскликнул я, вскипая от ярости.
– Что они ей сделали?

– Лично ей - ничего, - успокоила меня Бренда.
– Амадис просто использовал ее, чтобы злить отца, зная, какую боль причиняет ему любое напоминание о твоем прегрешении с Дианой. Тогда Пенни была еще ребенком и ничего толком не понимала, поэтому мы с Брендоном взяли ее под свое покровительство, чтобы оградить ее от происков Амадиса и гнева отца. Вот так и началась наша дружба.

Я облокотился на стол и обхватил голову руками.

– Господи Иисусе!
– простонал я.
– Как это гадко!

Бренда удивленно взглянула на меня.

– Ты стал христианином? Как брат Александр?

Я тихо вздохнул, не отрывая взгляда от дымящейся в пепельнице сигареты.

– Я сам не знаю, кто я теперь, - откровенно признался я.
– Но если я и христианин, то уж точно не такой, как Александр... А ты что, имеешь предубеждение против христиан?

– Вовсе нет, - сказала Бренда.
– Коль скоро на то пошло, после Митры мне ближе всего Иисус. Я живу в христианском мире, мой муж был католик...

Я поднял голову и в изумлении воззрился на сестру.

– Так ты замужем?!

Не знаю, почему это так поразило меня. Наверное, потому что в моей голове никак не укладывалось, что она уже взрослая женщина, что ей сорок лет, а может, и больше. Я ведь помнил ее маленькой девчушкой и до сих пор думал о ней как о ребенке.

– Была замужем, - после короткой паузы уточнила Бренда; гневные нотки в ее голосе сменились печальными.
– Мой муж погиб в авиакатастрофе. Он был простым смертным.