Адептка второго плана

Нет. Так нельзя! Почему этот мужчина такой внимательный? Заботливый? А главное, несмотря на это все вокруг, такой настоящий! Это несправедливо! Я хотела бы встретить его в другой жизни, а не в этом мире, откуда мне нужно выбраться.

Горечь и обида захлестнули с головой, и, не думая, как это прозвучит, произнесла с надеждой:

– Ты считаешь, что я нормальная?

Его губы дрогнули снова. На этот раз – точно улыбка. Грустная. Какая-то обреченная.

– Хотелось бы… Но… не знаю. Лишь надеюсь на твое благоразумие, Ким…

Он выдохнул мое имя, словно это было его личное и проклятие, и благословение разом, а после, пожелав удачного вечера, повернулся и пошел прочь. Легкая хромота, обычно почти незаметная, сейчас казалась сильнее – будто он намеренно стремился уйти то ли от меня, то ли от этого разговора как можно быстрее.

А я осталась. Но когда Инистый скрылся за поворотом, я прижала книгу к груди и почувствовала, как бешено бьется сердце.

Гадство!

Это было хуже, чем яд. Хуже, чем магия.

Потому что от отравы есть противоядие.

А от того, что творилось со мной – нет.

Я вернулась в читальный зал, чувствуя, как подрагивают пальцы. Книга стенографии, подаренная Диром, жгла их каленым железом. Но отпустить ее я бы ни за что не хотела. Как хорошо, что инистый уже ушел…

Нет. Не ушел. Он стоял рядом с конторкой, о чем-то разговаривая с библиотекарем.

Их разговор оборвался, как только я приблизилась.

– Все вернула на место? – цыкнула дама, сверля меня взглядом.

– Да, конечно, – кивнула я, стараясь не глядеть в сторону пепельного, который внимательно смотрел на меня. И его взгляд, пристальный, неотрывный, я чувствовала каждой клеточкой своего тела.

– Ну хорошо, – протянула хранительница, и я поспешила к своему столу, чтобы собрать вещи: учебники, очиненное перо, бумаги… И вдруг – легкий шелест. Похоже, что один из листков соскользнул со стола и упал на пол.

– Ах ты ж… – выдохнула я и наклонилась, чтобы поднять, но…

Ничего.

Пол был чист.

Я замерла, оглядываясь. Куда он мог деться? Или мне почудилось?

– Что-то потеряла? – спросил Дир. Его голос прозвучал слишком близко.

Я резко выпрямилась.

– Нет, просто… показалось.

Он приподнял бровь, но не стал допытываться. Библиотекарь же фыркнула, намекая, что ее рабочее время не безгранично. Я была девушкой понятливой: знала, когда нужно делать другим больную голову, а когда – ноги. И, быстренько подхватив сумку, ретировалась.

Только на пороге какая-то немыслимая сила заставила меня обернуться и… Инистый все еще стоял у стола, в полумраке читального зала.

Я же, мысленно махнув на все рукой, поспешила прочь, туда, где пище духовной предпочитали телесную.

Столовая встретила меня гулом голосов и запахом тушеной баранины, которая была не только вчерашняя, сегодняшняя, но и, вполне вероятно, что и завтрашняя… Во всяком случае, к ее аромату лучше всего подходило определение «душок».

Я, стараясь не смотреть в тарелку и не замечать вкуса мяса с овощами, начала жевать.

Взгляд блуждал по залу. Оказалось, что в дальнем углу зала сидел рыжий адепт – Ранских. Его нос уже не выглядел распухшим. Не иначе, заглянул к целителям? Он усиленно уплетал из тарелки, не замечая ничего вокруг. Я же посмотрела на платную часть зала. Серпент… Пардон, эльфиарий, судя по отсутствию свободных мест за столом, был в полном составе. Остроухие о чем-то усиленно переговаривались, но, когда мой несостоявшийся возлюбленный поднял на меня свой взор, я предпочла уткнуться в тарелку. От греха и дивных интриг подальше.

Доела я ужин в рекордные сроки, поймав себя на мысли, что здешними харчами заморить можно не только червячка, но и целого адепта. А после поспешила в общежитие, по дороге разволновавшись: почему это ба не подает признаков жизни. Или в ее случае правильнее будет – смерти? Все же столько веков как усопшая…

Так что едва добралась до комнаты, вывалила содержимое сумки на кровать: книги, перья, чернильницу, мешочек с прахом…

– Вильда, – позвала я, потормошив тот.

Призрачная выплыла из холстины, зевая, зависнув у изголовья.

– Чего?

– Уф. Ты тут!

– Правильно будет: ты здесь! – чопорно отозвалась бабуля.

– Правильно будет не доводить свою правнучку до паники. Ты куда пропала?

– Хотелось бы сказать, что на новый круг перерождения, но увы… Всего лишь впала в прострацию, пополняя резерв.

– Пока ты его пополняла, я все свои нервы потратила…

– Зачем за меня переживать, я же мертва, – удивилась ба.

Едва не выпалила, что я беспокоилась за нас обеих! И за Вильду, и за себя: как я без нее. Но вслух сказала другое.

– Ты здесь. Так что не гневи бога!

– Которого? – тут же уточнила смерть.

– Любого. К тому же, что до того, чтобы мне злить вышних: они вообще-то первыми начали, когда помогли моему убийце…

Я поняла, что спорить с ба бесполезно, и начала складывать все обратно в сумку, заодно и исписанные листы все разложила. Лекции – отдельно, черновик доклада – отдельно. Вот только ни в одной из стопок не было того, на котором я записала название сонного зелья. Но да ничего. Я и так его помнила.

Порешив на этом, я выдохнула и, взяв расческу, подошла к зеркалу. Ночная рутина… Расчесать непослушные волосы, а в нынешних обстоятельствах еще заодно проверить: реальна ли я.

С первым я справилась быстро, все же у меня, начиная с детства, имелся в этом деле немалый опыт. А вот по поводу второго были вопросы. Казалось, что мир вокруг с каждой минутой становится более осязаемым, настоящим. И я впервые задумалась: а что ждет меня, когда я вернусь? Долгое восстановление и не факт, что полное. Какой я буду после него? Смогу ли вообще ходить или останусь прикованной к постели? Обузой для родных… А здесь я могу позволить себе то, чего была лишена раньше. Хотя бы тот же быстрый бег. А еще куда-то исчезло чувство страха, которое было со мной всю жизнь, что один толчок в грудь остановит кардиостимулятор, что перегрев воздуха вокруг может убить, что пропуск плановой проверки может закончиться летально, а рамка металлодетектора – прикончить. Я совершенно забыла обо всем этом, словно и не жила со своим недугом с самого рождения.

Щетка, которой машинально водила по волосам, замерла. Глядя в свое отражение, чем-то очень отдаленно напоминавшее другую меня, замерла. У прежней Тамары были густые темные курчавые волосы от мамы. У Ким – тоже темные, но… другие. Нос стал утонченнее, черты лица – аристократичнее. Но внутри была все та же я. Дочь своих родителей. Одна из Оганесян.

Сглотнула ком в горле, вспомнив семью.

Я вернусь. Обязательно вернусь. Возможно, даже сегодня ночью, но до этого мига хочу насладиться свободой! И с такими мыслями решительно подошла к шкафу.