Адептус Астартес: Омнибус. Том II

Воющий Грифон бросил болтер и открытой ладонью остановил движение рукояти врага. От этого удара у него чуть было не сломалась рука, но топор, вздрогнув, остановился, и космодесантник свободной рукой врезал орку по челюсти. Зубы того с треском сломались, а голова резко отлетела назад. Такой удар снёс бы человеку голову, но орк был достаточно крепким и уже начал быстро восстанавливаться. Пришелец с яростью заревел в лицо космодесантнику, забрызгивая его шлем кровавой слюной. Оглушающий рёв прервался с раздражающим бульканьем, когда Воющий Грифон обнажил свой боевой клинок и вонзил его в глотку врага. С ворчанием он сбросил его со своего ножа, но недостаточно быстро для того, чтобы заблокировать удар последней твари.

Воющего Грифона сбило с ног, и он тяжело ударился о землю, острая боль вновь пронзила его и без того искалеченное тело. Орк, куда крупнее предыдущих, да ещё и уродливее их, смотря на свою поверженную добычу, скалился, чувствуя своё превосходство. Челюсти механической конечности, заменявшей ему руку, открывались и закрывались в голодном предвкушении. Космодесантник потерял нож и пытался достать свой пистолет. Ботинок орка врезался в нагрудник воина, пригвоздив его к земле. Железные клешни сомкнулись вокруг руки с пистолетом, рассекая керамит, плоть и кости в одно мгновение. Воющий Грифон уже не чувствовал боли, будучи на краю смерти, и его зрение затуманивалось всё сильнее и сильнее. Орк навис над ним, подняв свою металлическую клешню для последнего удара.

Но его так и не последовало. Орк отпрянул назад без какого-либо предупреждения, дыра размером с кулак зияла в его груди. Ещё один выстрел, а за ним еще и еще. Последний сбил мускулистого монстра на землю. Приподняв голову, космодесантник уловил очертания фигур, носящих золотые и красные цвета, чьи дымящиеся болтеры выискивали следующую жертву. Они звали его. Это было его имя, он знал это наверняка, но он никак не мог его расслышать, так как оно тонуло в последних ликующих ударах сердца, гулом раздававшихся в его ушах. Но это было неважно. Его имя, каким бы оно ни было, будет добавлено в почётные свитки ордена. Он космический десантник, Воющий Грифон, и он исполнил свой долг.

Мир погрузился во тьму в последний раз.

Дэвид Эннендейл Алчущие Судьи

Он счел капитуляцию наилучшим решением. Он надеялся избежать гнева и возможно, всего лишь возможно, вызвать милосердие. Если не к своим людям, то хотя бы к себе.

Он наблюдал, как к рогатому чудовищу привели очередного министра. Судия в силовом доспехе схватил человека за горло и поднял над полом.

— В тебе есть толк? В тебе нет совершенства, но в состоянии ли ты мечтать о нем?

Ноги министра плясали в воздухе в поисках опоры.

— Нет, господин, — судорожно выдавил он. — Рядом с вами что…

Судия по имени Миндар прервал его, подняв вторую руку и пробив человеку череп.

— Я разочарован, — произнес он. — С его подчиненными дело явно обстоит не лучше, коль скоро они оставили его столь невежественным. Убейте всех.

На дальнем конце Зала Правосудия один из прочих монстров кивнул и направился уничтожать.

Лорд Натаниэль Белласун, имперский командующий Сенденниса, не был воином. Он бы сознался в трусости, однако предпочитал считать себя реалистом. Ему была известна собственная натура, суть его планеты и их способности. Сенденнис поставлял в Имперскую Гвардию необходимую десятину, однако его солдаты не ценились на поле боя. Они размякли от главной сферы деятельности Сенденниса: роскоши. У аристократов и вольных торговцев, обладавших средствами и запросами, Сенденнис брал первое и удовлетворял второе. Так длилось веками. Излишество стало местной разновидностью искусства. Изолированное положение на Восточной Окраине, на границе досягаемости влияния Империума, позволяло Сенденнису определенные вольности.

Однако теперь явились чудовища, которые противопоставили Белласуну, мнившему себя осведомленным гедонистом, совершенство излишества. Они именовали себя Безупречным Воинством. В раскраске их доспехов присутствовала ночная чернота, фиолетовый цвет сокровенного наслаждения и — что тревожило более всего — бледно-розовый оттенок, который одновременно напоминал о детях привилегированных сословий и оголенной мускулатуре изувеченных. Они потребовали от Сенденниса капитуляции. Белласун верил в Императора, однако ощутил, что Его покровительство слишком далеко. Он открыл перед монстрами все двери, и теперь Сенденнис находился во власти безупречного кошмара.

Миндар подал знак рукой, и Белласун подошел к нему. Разум командующего стремительно работал. Чтобы остаться в живых, он должен предложить нечто грандиозное. Белласун позволил собственному воображению дать волю зверствам. Можно было даже слегка гордиться тем, что он заговорил, еще не дойдя до вершителя своей судьбы.

— Мой повелитель, — начал он, низко поклонившись. — Если мне будет позволено, я могу предложить изысканнейшие муки.

Дальний конец зала взорвался. Двери разлетелись осколками, а большой фрагмент стены исчез. В воздухе пролетел ушедший мгновение назад космический десантник Хаоса. У него не было конечностей, а голова болталась, свисая с торса. Внутрь ворвался отряд гигантов, которые последовали за взрывом настолько быстро, словно стена распалась от одного их присутствия. Они были закованы в древнюю силовую броню серого цвета, покрытую набойками и уже забрызганную кровью врагов. Наплечники украшал символ в виде свернувшейся акулы. Новоприбывшие двинулись по центральному проходу зала, направляясь прямо к Миндару.

Белласун ощутил, как земля шатается под ногами. Ему казалось, что он вот-вот придет к взаимопониманию с захватчиками. Те воплощали собой принципы Сенденниса, доведенные до предельной степени, так что основание для взаимопонимания точно было. Но теперь явились ужасающие легенды.

Белласун не знал, как называют этих воителей. Ему было известно о них сугубо по историям об их деяниях — историям, которые обитатели Сенденниса рассказывали друг другу, чтобы прогнать страх, что подобные не ведающие прощения создания могут быть реальны. Это были хищники из пустоты. Холод вселенной, ради отрицания которого существовал мир Белласуна. И вот теперь явилась свирепая истина.

Безупречное Воинство, рассеянное по залу, открыло огонь. Тысячи пленников запаниковали. Они бросились врассыпную, приняв на себя множество выстрелов, адресованных космодесантникам-лоялистам. Слабые смертные взрывались. Воздух заполнился дождем, брызгами и дымкой из крови. Лоялисты ответили предателям тем же. Они целились выше. Гражданские, которые не поднимали головы, остались невредимы. Однако прочие неблагоразумно попытались спастись от удара, забравшись на мраморные скамьи. Некоторые из них попадали назад, и их жизненная влага оросила собратьев по заключению.

Лоялисты стреляли экономно, ставя задачей просто задержать и разозлить. Это сработало. Когда отряд сблизился с капитаном предателей, остальные члены Безупречного Воинства рванулись вперед.

Белласун упал наземь. Он дополз до ближайшей скамьи и постарался забиться под нее. Он слишком растолстел, и потому, скуля, свернулся у камня, когда вокруг него сошлись две силы.

Он считал себя знатоком ощущений. Он был глупцом. Сейчас перед ним было ощущение в своей абсолютной форме. Безупречное Воинство сражалось с извращенным изяществом. Они наслаждались каждым впечатляющим ударом. Лоялисты убивали с жестоким неистовством. Они сшибали врагов наземь силовыми кулаками и потрошили цепными мечами. Их стиль боя не был искусством, просто хищник терзал добычу. От каждого павшего предателя мало что оставалось. Пол зала был залит смертью.

Бесчинствующие чудовища рвали друг друга на части. Жажда совершенства боролась с жаждой убивать. Восторжествовала более мощная ярость серых хищников. Они превратили изменников в обломки доспехов и костей. Когда стихло рычание последнего из цепных клинков, воздух был влажным от устроенной бойни.

Перепуганные граждане умолкли, ожидая нового решения своей участи.

Белласун заставил себя подняться. Он, как мог, разгладил грязное должностное одеяние. Капитан космодесантников обернулся и посмотрел на него. На воине не было шлема. Забрызганное кровью морщинистое лицо было бледно-серым, словно у давнего покойника. Глаза блестели сплошной нечеловеческой чернотой.