Адгезийская комедия

– Из-за чего?

– Вы ж квартиру сдаёте.

– Да ну, ерунда. Никакой выгоды, одни проблемы. Мама надеется: вдруг папа объявится? Мы ради папы и ради памяти бабушки тянем эту квартиру. Ещё один такой наезд и я размозжу ей черепушку.

– Мальва! Без своих выходок, прошу!

– Я шутила.

Ближе к вечеру снова раздался нервный нетерпеливый трезвон в дверь. Сеня рванулся к выходу, но я сделала знак: разберусь сама. Это становилось невыносимо. Я открыла дверь молча, не говоря ни слова.

– Ой! А где всё? – и дохля указала на угол рядом с нашей дверью.

– Кое-что выкинули. Вы же сказали убрать.

– Нет! – запротестовала дохля. – Там швабра Зинаиды Алексеевны! Там веники и совок для дежурства!

Тамбур, в котором никто не дежурит… Я прекрасно знала, что Зина при мне не ставила никуда никакую швабру, я прекрасно помнила, что тамбур был заставлен калошницами, шкафчиками, тумбочками. И ещё мне показалось странным, что теперь дохля так уважительно вспоминает Зину и называет Зинаидой Алексеевной.

– Я такие древние швабры видела только в музее СССР.

Такой музей организовали в библиотеке, куда Сеня затащил однажды меня. Я удивилась тогда: в библиотеке его все знали, и так приветливо с ним общались, а на меня смотрели как на пришельца почему-то. Сеня сказал, что я отличаюсь от посетителей библиотек, они все неспортивные, в очках, бледные. Ну это да. У меня кожа смуглая такая, все на меня обращают внимание, я привыкла.

– Не беспокойтесь. Мы поставим современную швабру, и веник, и совок. Сеня! Принеси! Там на балконе в углу выбери получше!

Дохля так обрадовалась, будто я ей подарила слиток золота, стала щебетать, благодарить:

– Ой, спасибо!
–  Дохля стала щебетать, тараторить, благодарить. Неуравновешенная какая-то.
–  Мы тут собственники недавно, вот заводим новые порядки, - ослепительно улыбнулась она.

– Собственники, – кивнула я.
–  Ну главное бабку ж на тот свет спровадить.

Я специально так сказала, чтобы обидеть, чтобы обескуражить, но дохля не обиделась:

– Что вы! Как вы можете, - возмутилась дохля.
–  Мы ухаживали за ней, она болела тяжело, почти не ходила.

Это было враньё. Зина звонила и жаловалась, что приходится всё делать одной и по магазинам «ползать» - она болела тяжело: ноги и колени, без надобности старалась не выходить. Несколько раз маме приходилось звонить и её сыну, и внуку - они сбрасывали мамины звонки.

– Я ещё выкинула санки, коврики от автомобиля. Это не ваше было?

Мне не нравилась дохля, мне казалось, что ей что-то надо от меня.

– Нет, нет. Надо было оставить швабру, Зинаида Алексеевна ставила всегда сюда.

– Ничего она сюда не ставила.

Зачем она повторяет второй раз? Я решила прекратить её словесный понос.

– А вы тут надолго? – дохля водрузила новый уборочный инвентарь в угол тамбура, который притащил Сеня с балкона.

– До августа.

– Ой, то есть вы весь отпуск потратите на ремонт? – удивилась дохля.

Я молчала: какой отпуск. Она не в себе что ли?

– А я дизайнер помещений, - объявила вдруг торжественно как наш директор на награждениях, – если что, обращайтесь

Совсем что ли, думала я про себя, дизайнер она помещений. Тётя Света тоже утверждает, что он дизайнер.

– Нет-нет. Мы с мамой всё продумали и рассчитали. Извините, у меня и в квартире дел по горло. – Я попыталась закрыть дверь.

– Да-да. С каждым днём всплывают непредвиденные проблемы, о которых вы с мамой даже не помышляли?

– Ну да. – Я раздумывала, как её послать.

– Всё идёт, как карта ляжет.

Мы переглянулись с Сеней. Он как бы говорил мне: нашла себе коллегу, в смысле насчёт карт. А я думала: зачем дохля говорит о картах? Что она этим хочет сказать? Колода-то, которую я привезла, пропала…

– Надо отпустить ситуацию с ремонтом… - соседка стала втирать полный бред.
–  Меня Катя зовут, а вас?

– А Зина не сообщала?

– Сказала. Я забыла. Редкое имя.

– Мальвина, - я решила ответить. Неужели внук Зины не говорил, как меня зовут? Уж про кого-кого, а про моё имя все всем рассказывают, как о диковинке. Катя попросила мой номер телефона. И тут же, не отходя от двери, стала мне звонить. И не ушла, пока не услышала мой сигнал.

– Сень! Вообще я понять не могу, что тут происходит, - возмутилась я, захлопнув наконец-то дверь. – Зачем она проверяла, верный ли я ей дала номер?

– Тоже обратил внимание. Хотя… все же так обмениваются.

– А зачем за швабру она меня так благодарила?

– Ну вежливый воспитанный человек. – Сеня был ироничен.

– Да ладно вежливый.

– Ну, наверное, испугалась, что ты и её выкинешь, как швабру.

– Зря всё же ты всё выкинул.

– Она сказала, ты сказала – я выкинул. На балконе и швабр и веников целый батальон. Откуда?

– От жильцов.

– По ходу они все были фанатами уборки, просто ярыми фанатами. А та швабра была страх, а не швабра. Ей лет сто. Толстая палка круглая и с меня ростом. Внизу маленький шпендик – ни одна половозрелая тряпка нормально не намотается…

– Сень! Мне всё равно. Она врёт. У Зины никогда не стояла в том углу швабра.

– Да понял я.
–  Сеня закрыл дверь на балконе и вошёл в комнату. В руке у него были и швабры, и веник, и совок. Сказал негромко:

– Что-то, Мальвин, мне в ней очень не понравилась. Где мне байк оставлять-то?

– Да встаскивай его в прихожую. Если она снова будет звонить, я не открою.

– Она всё равно не отвяжется, вот увидишь, – сказал серьёзно Арсентий. – Долбанутая соседка.– Сеня подошёл к окну и пощипал лист липы.

Сеня ходил с кухни на балкон.

– У вас что? Квартиры зеркальные по планировке?

– Да. У них окна на бульвар, у меня на двор, то есть липовый лес. А что?

– Ничего. Просто спросил. Хорошая квартира.

– Раньше мне тоже так казалось.

– Почему раньше?

– Темно как-то по утрам. И… ну в общем, я ещё не привыкла, обживаюсь.

Сеня всё отщипывал липовые листочки:

– Реально у тебя как у нас на даче, как в лесу. А что там за два мужика всё прогуливаются?