Адини. Великая княжна. Книга первая

Но этого не потребовалось. Кто-то уже протягивал к сцене инструмент. А дирижёр оркестра лично принес мне табурет:

– Садитесь, Ваше Императорское Высочество.

– Благодарю! Этим господам, - кивнула на офицеров, - тоже подайте присесть.

Голицын и Оболенский весьма неуверенно стояли на ногах и мне не хотелось, чтобы это сильно бросалось в глаза публике. Князья сначала отнекивались, но я настояла, и они уселись по обе стороны от меня. Я по привычке перебрала струны, гитара была настроена отлично. Запела:

Четвертые сутки пылают станицы,

Горит под ногами донская земля.

Не подайте духом, поручик Голицын,

Корнет Оболенский, налейте вина.

Сорвала массу бурных оваций. Из толпы выкрикивали “Браво” и просили ещё что-нибудь исполнить. Так я успела исполнить ещё “Старую солдатскую” Булата Окуджавы, “Поручика” Олега Митяева, “Огонек” Михаила Исаковского, слова народные. Толпа притихла и очень внимательно слушала, а потом восторженно аплодировала, когда песня заканчивалась. “Огонек” я так и не допела до конца, потому что прибыл курьер и сообщил мне, что наш поезд сейчас тронется в путь.

Из своей прошлой жизни я почему-то запомнила, что расстояние от Санкт-Петербурга до Москвы 635 километров. Думала, что будем, как в прошлое мое путешествие, плестись на царском поезде несколько суток. Оказалось, что в этот раз ехали быстро и доехали за девять часов. Сказала императору:

– Я вот только не понимаю, папа, кому нужна такая беспечность: ехать всей семьёй в одном поезде? А вдруг авария? Или того хуже – вражеская диверсия! Империя останется и без императора, и без наследника! И вообще…

Заставила Николая Павловича глубоко задуматься над моими словами. Я ведь права!

В поезде царская семья собиралась вместе только в вагоне-столовой для совместной трапезы. В остальное время император с наследником Александром Николаевичем и со своими приближенными заперся в своем рабочем кабинете. Не знаю, что они там обсуждали. А мы, женская половина, сидели в купе императрицы и беседовали о своих благотворительных и богоугодных делах. О госпиталях, госпитальных поездах, снабжении армии обмундированием, медикаментами, помощи раненным и беженцам, семьям погибших и мобилизованных. Я тоже кое-что предлагала, вспоминая как это было организовано в моем мире, во времена более поздних войн. Посылки от девушек солдатам на фронт со своим рукоделием (кисеты с табаком, варежки, платочки), рисунки маленьких детей, фронтовые пункты для обработки одежды от вшей, фронтовые прачечные, ремонт обмундирования, сапожники, цирюльники.

В Москву мы прибыли, когда уже совсем стемнело. Я осведомилась у маман, во сколько завтра будет молебен и сообщила, что у меня есть дела в городе, касающиеся организации помощи фронту. Государь, узнав об этом, лично распорядился выделить мне и моим пажам автомобиль. Мы завезли Андрея Ростоцкого к его Ксюше. Приказала, чтобы через пару часов она собрала своих подруг и друзей своего брата: я приеду, и у нас состоится серьезный разговор. Сама же с остальными фрейлинами поехала к Королевым.

Михаил Леонтьевич лично вышел меня встречать и сокрушался, что я снова приехала без предупреждения, поэтому он не сможет оказать подобающий великой княжне прием.

– Михаил Леонтьевич! Сейчас идёт война, поэтому не до приемов. Я приехала не просто в гости, а заскочила на пару часов порешать с вами и с Наташей несколько очень важных вопросов. Распорядитесь, чтобы нам где-нибудь в укромном месте организовали чаю! И мы могли бы там поговорить без свидетелей.

– Прошу Вас в дом, Ваше Императорское Высочество! Сейчас будет сделано. Посидите несколько минут тут, в гостиной, я пока сделаю необходимые распоряжения.

С радостным визгом со второго этажа прибежала Наташа. Я обняла её и усадила рядом с собой. Спросила:

– Как поживаешь, подруга? Очень рада тебя снова видеть!

– Спаси Бог! У нас всё хорошо.

С Михаилом Леонтиевичем и Наташей мы проговорили где-то часа три, хотя я планировала намного меньше. Разговор шел о выпуске солдатской обуви, о том, чего не хватает, чтобы резко расширить производство. Оказалось, что главным препятствием является недостаток кожи. Я вспомнила, что кожу в некритических местах сапога, например, голенище можно заменить кирзой. Первоначально кирза представляла собой несколько слоев хлопчатобумажной ткани, пропитанной синтетическим каучуком. А ведь можно синтетический каучук заменить натуральным! И надо спросить у Татьяны, могут ли они наладить производство синтетического каучука. Вспомнила про телефон, заказала междугородние переговоры с Санкт-Петербургом. У Тани какой-то странный голос. Оказалось, что она спала, несмотря на столь ранний час. Я извинилась и спросила за каучук. Она ответила, что сейчас под силу наладить производство двух видов синтетического каучука: изопренового и бутадионового. Спросила, для чего нам нужно и ответила, что для кирзы сапожной эти каучуки вполне подойдут, это на автомобильных шинах они быстро стираются.

Я попросила Михаила Леонтиевича подумать над строительством завода по производству искусственных кож. То ли сам пусть этим делом займётся, то ли создаст акционерное общество, то ли передаст это дело кому-то из своих хороших знакомых-предпринимателей.

А ещё я вспомнила, но Королевым ничего не сказала, где можно найти резервы получения свиных кож. Где-то читала, что во время войн запрещали смалить туши свиней, заставляли сдавать эти кожи государству. Надо сказать императору, пусть введёт соответствующий запрет, особенно в малороссийских губерниях.

А ещё я озадачила Михаила Леонтиевича изготовлением настоящих армейских берцев образца 21 века. Долго по памяти рисовала и объясняла детали этой обуви, попросила как можно скорее изготовить опытный образец.

Распрощавшись с Королевым, я поехала к Ксюше Сыромятниковой. Там провела беседу по мобилизации молодежи в институте благородных девиц, в гимназиях и университете на помощь фронту. Рассказала, по каким основным направлениям надо работать: учиться на сестер милосердия, организовать сбор средств, медикаментов и прочее.

К царскому поезду мы вернулись за полночь. Я сразу же завалилась спать – утром рано надо было вставать, готовиться к молебну.

Торжественный молебен в Успенском соборе Московского Кремля запомнился мне длинным рядом архиепископов и епископов в облачениях из золотой парчи, в их митрах, сверкающих драгоценными камнями. Сверкали также драгоценные камни на золотых окладах икон и расписанные золотом фрески на стенах собора. Вся царская семья: Государь-император Николай Павлович и Государыня-императрица Александра Федоровна, наследник цесаревич Александр Николаевич и цесаревна Мария Александровна, великая княгиня Мария Николаевна с супругом герцогом Максимилианом Лихтенбергским, великая княжна Ольга Николаевна, я, наши младшие братья великие князья Константин, Николай и Михаил, - стояли всю торжественную церемонию с мрачными и подавленными лицами. Я заметила слезы на глазах у Ольги. Да и до меня самой наконец-то дошло, насколько тяжёлые наступают нынче времена.

После молитв и церковного пения Государь выступил с небольшой речью, сказал, что почти вся Европа ополчилась против России для того, чтобы её уничтожить. Что мы все должны сплотиться и приложить максимум усилий для победы над супостатами. В конце службы Государь Николай Павлович со своей семьёй обошел весь храм, преклоняя колени в глубоком почитании перед каждой святыней. Митрополит Московский и Коломенский Филарет подносил особо почитаемые иконы и мы их по очереди целовали.