Адмирал Империи – 36

— После вашего отбытия из Большого лагеря, адмирал Дессе открыто изменил нашему общему делу и сейчас имеет статус врага государства.

Эти слова, произнесенные Птолемеем с нарочитой небрежностью, словно речь шла о чем-то малозначительном, повисли в воздухе, словно едкий дым. Первый министр умел играть на чувствах собеседников, используя полуправду и откровенную ложь, чтобы очернить соперников и возвысить себя. Сейчас он явно пытался представить Павла Петровича Дессе предателем и изменником, достойным лишь презрения и скорой расправы.

Но Илайя Джонс был не так прост. Вице-адмирал прищурился, словно пытаясь разглядеть истинные мотивы своего собеседника за маской притворного негодования.

— Мне мало верится, что Павел Петрович Дессе может быть врагом Российской Империи, — усмехнулся Джонс, усомнившись в словах Птолемея. — «Северный Лис» может быть врагом вашим или моим, но назвать его врагом государства я бы не решился…

В голосе Илайи звучала откровенная насмешка, смешанная с нотками уважения к своему давнему сопернику. Он прекрасно знал репутацию Дессе — бесстрашного флотоводца и верного слуги Империи, чья преданность престолу и Отечеству не раз проверялась в боях. Обвинить такого человека в измене мог либо безумец, либо отъявленный лжец.

Однако Птолемей и бровью не повел. Его лицо оставалось невозмутимым, словно высеченным из мрамора, а голос звучал ровно и уверенно:

— И, тем не менее, это так. В данный момент этот адмирал, собрав вокруг себя таких же предателей, как и он сам, самовольно захватил Старые императорские верфи. Ситуация осложняется тем, что к мятежникам начали прибывать подкрепления. К сожалению, очень много профессиональных космоморяков ценят прежние заслуги Дессе и теперь обманутые спешат ему на помощь.

Первый министр говорил размеренно, словно зачитывая обвинительный приговор. В его словах причудливо смешивались правда и домыслы, факты и инсинуации. Птолемей умело играл на патриотических чувствах собеседников, представляя действия своего противника не иначе как бунт и узурпацию власти. И все же, в этом потоке лжи и полуправды были крупицы истины — Дессе действительно контролировал верфи и собирал силы, верные лично ему.

— Чтобы прекратить подобное безобразие, наш флот снимается и покидает Большой лагерь, начиная движение навстречу с дивизиями Дессе, — продолжал Птолемей. — И в этот трудный час нам не хватает вашего боевого флотоводческого опыта. У меня много кораблей, но мало опытных адмиралов. В последнем жестоком бою вы потеряли всех своих людей, но если вы, господин Джонс, согласитесь возглавить авангард моего флота, то в награду я позволю вам набрать себе новую полноценную дивизию из тех кораблей, которые мы возьмем в качестве трофеев после разгрома эскадры Дессе…

Вот оно, истинное лицо первого министра — лицо искусителя и манипулятора, готового использовать чужие слабости и амбиции в своих интересах. Он прекрасно знал, чем можно зацепить Илайю Джонса — жаждой реванша, не к Дессе конечно, а в отношении Зубова и Самсонова, а также желанием вернуть себе высокое положение в Российской Империи. И сейчас, глядя в горящие честолюбием глаза американского адмирала, Птолемей понимал, его план сработал.

Илайя на мгновение задумался, словно прикидывая в уме все «за» и «против». Предложение первого министра открывало перед ним заманчивые перспективы — шанс смыть позор поражения кровью врагов и снова встать во главе собственного подразделения. Да, цена была высока, ведь он должен бросить вызов самому Дессе. Но разве у него был выбор? Отказ означал политическую смерть и забвение, согласие — возможность вновь подняться на вершину. К тому же все они, и стоящие перед ним сейчас и находившиеся где-то в звездной системе «Тула» были для Илайи всего лишь «раски», в мире которых он желал утвердиться…

— Я готов принять на себя командование любым подразделением, которое вы мне выделите, — отчеканил Джонс, глядя прямо в глаза первому министру. — Уверен, что адмирал Дессе не сможет противостоять мне на равных!

В этих словах, произнесенных с непоколебимой убежденностью, звучала нотка высокомерия, граничащая с безумием. Казалось, Илайя действительно верил в свою непобедимость и способность раздавить любого противника. А может, он просто пытался обмануть самого себя, заглушить голос совести громкими фразами и бравадой.

Птолемей кивнул, скрывая довольную усмешку. Он знал, Джонс попался на его крючок, заглотив наживку вместе с леской и грузилом. Теперь этот человек и действительно профессионал — его креатура, послушное орудие в грядущей схватке. А там — видно будет, кто кого переиграет и какова будет цена победы.

Первый министр сделал знак адъютанту, и тот торопливо засеменил к выходу, спеша передать приказ о назначении адмирала Джонса. В зале воцарилось напряженное молчание, нарушаемое лишь шорохом и дыханием присутствующих. Каждый понимал — сделан очередной ход в сложной партии, где на кону стоит судьба нашей Империи. И теперь остается лишь ждать ответного хода противника…