Адмирал Империи – 38

— Я больше не намерен служить диктатору Самсонову, и в связи с этим немедленно покидаю нашу объединенную эскадру вместе с двумя своими гвардейскими дивизиями…

Это заявление, сделанное без малейших колебаний, прозвучало как гром среди ясного неба. На суровых, закаленных в боях лицах космофлотоводцев появилось недоумение, но они продолжали молчать, ожидая, что контр-адмирал Зубов объяснит свои слова. В воздухе повисло напряжение, почти осязаемое, словно перед грозой. Каждый из присутствующих понимал — то, что прозвучит сейчас, может полностью перевернуть их жизни и судьбу всей Российской Империи.

Демид Александрович, казалось, ощущал эту звенящую тишину всем своим существом. Он сделал короткую паузу, окидывая цепким взглядом лица соратников. В некоторых читалось замешательство, в других — робкая надежда, в третьих — мрачная решимость. Но ни на одном пока не было видно осуждения или несогласия. Это придало Зубову сил. Он глубоко вздохнул и продолжил, с каждым словом все больше распаляясь праведным гневом:

— Я обвиняю этого недостойного человека в жестокости и кровожадности по отношению к мирному колониальному населению Российской Империи! Наш долг — защищать гражданских, а не убивать их и разорять их дома. Но посмотрите, во что превратились наши «умиротворяющие» рейды по приказу диктатора… В бессмысленную бойню, в кровавый кошмар! Самсонов упивается властью и ведет нас к пропасти!

Голос Демида креп, наливаясь металлом. Казалось, он бросает обвинения не просто человеку — самой судьбе, самой истории.

— Я также обвиняю диктатора в мародерстве и грабежах чужого имущества, в том числе и государственного, во время так называемой эвакуации из «Новой Москвы». Эти бесчинства творились на ваших глазах. Это не достойно имперского офицера, это низко и подло!

Зубов на мгновение умолк, переводя дыхание. В зале стояла гробовая тишина. Демид чувствовал, что его слова попадают точно в цель, находят отклик в душах боевых товарищей.

— А еще я обвиняю Ивана Федоровича Самсонова в многочисленных смертях невинных мирных жителей. В том, что он утопил в крови Новую Москву и другие наши колонии, подавляя малейшее инакомыслие. В том, что он превратил цвет нации, наших лучших воинов — в безжалостных карателей и палачей! Я уже не говорю, что именно по его прямому указанию был жестоко убит наследник престола — Великий Князь Артемий Константинович и офицеры, поддерживающие его, там, во дворце Императора на Новой Москве-3…

При упоминании цареубийства по рядам прокатился гневный ропот. Преступление против Государя, сколь бы юн и неопытен он ни был — это святотатство, немыслимое кощунство для любого русского офицеров.

Уж кому-кому, а не Демиду, нужно было включать данный пункт в свою обвинительную речь, после того, как он самолично смертельно ранил Императора Константина Александровича. Но сейчас Зубов, впрочем, как и остальные собравшиеся, заворожено слушающие речь своего командующего, об этом инциденте не вспоминали. Потому, как их больше волновало ближайшее будущее, которое после слов контр-адмирала Зубова грозило кардинально поменяться.

— Ну, и наконец, я обвиняю адмирала Самсонова в неумелом управлении нашей Империей, которая, как мы все видим, катится в пропасть, — между тем продолжал свою яркую речь Демид Зубов. Его голос гремел под сводами конференц-зала, отражаясь от стен и порождая гулкое эхо. Казалось, сама обшивка могучего линкора вторит словам своего командира, подтверждая их весомость и правоту.

— За все эти деяния он должен понести суровое наказание…

В этот момент Зубов сделал эффектную паузу, обведя притихший зал тяжелым взглядом. Его глаза, обычно холодные и спокойные, сейчас пылали жарким огнем праведного гнева. Подбородок был решительно вздернут, губы сжаты в тонкую линию. Вся его поза, каждый жест излучали непреклонную волю и уверенность в своей правоте.

В конференц-зале линкора сейчас стояла гробовая тишина, адмиралы и капитаны как завороженные слушали и не отводили глаз от этого высокого статного гвардейца, возвышавшегося над ними на помосте, взгляд которого прожигал их насквозь. Казалось, время остановилось, замерло, подчиняясь магнетической силе личности контр-адмирала.

Собравшиеся затаили дыхание, боясь пропустить хоть слово. На их лицах застыло выражение напряженного ожидания.

— Наше с вами положение день ото дня все ухудшается и ухудшается. После нескольких месяцев изнурительной гражданской войны мы потеряли почти весь старый состав Черноморского флота и Гвардейской Императорской Эскадры, а главное, — лишились контроля над большинством звездных систем внутреннего сектора пространства, включая столичную, — продолжал дожимать присутствующих контр-адмирал Зубов. — Птолемей Граус и его союзники копят силы и окружают планету Санкт-Петербург-3, на орбите которой мы сейчас находимся, со всех направлений. Несмотря на победу в рейде к «Новой Москве», наше положение в этом противостоянии ухудшается с каждыми стандартными сутками…

Он говорил резко, отрывисто, словно военные сводки с секторов сражений зачитывал. Слова падали как выстрелы, как разрывы гранат, заставляя слушателей мысленно содрогаться от осознания масштаба катастрофы. Лица офицеров помрачнели, на них проступила печать тревоги и скорби по погибшим товарищам, по утраченным мирам, по былому величию.

— В это же самое время наш обожаемый лидер — Иван Федорович Самсонов предается пьянству и разврату, полностью игнорируя свои прямые обязанности главнокомандующего, а именно — возглавить объединенный космофлот, обучить новые экипажи и атаковать наших врагов немедленно, до того момента, как они первыми не прибудут сюда…

В голосе Зубова явственно послышалась боль — боль адмирала, видящего, как из-за глупости и эгоизма командира гибнут его «моряки» и космопехи. Эта боль находила живой отклик в сердцах слушателей, срывая с них цепи дисциплины и молчаливого подчинения.

— Сколько раз за последнее время диктатор посещал координаты нашего космофлота на орбите? Я отвечу за вас — ни одного… Чем диктатор помог вашим дивизиям, когда те по-прежнему остро нуждаются в скорейшей реорганизации, пополнениях экипажей и кораблей?! Вы снова знаете ответ — ничем…

Последние фразы Демид почти выкрикнул, вложив в них всю свою страсть, всю накопившуюся горечь и разочарование. Динамики взвыли, не выдерживая звуковой нагрузки. А по залу пронесся первый ропот, то ли одобрения, то ли возмущения.

Многие из присутствующих действительно к облегчению Зубова одобрительно закивали, соглашаясь со его словами. В их глазах вспыхнули искры решимости, кулаки невольно сжимались, словно в предвкушении скорой схватки. Демид видел это и знал — его слова попали точно в цель, разбудили дремавшие в душах товарищей гнев и жажду перемен.

Он чуть расправил плечи и шагнул вперед, вплотную к краю помоста. Его фигура, подсвеченная мощными софитами, отбрасывала на стену гигантскую тень — тень воина, готового повести за собой космофлот к победе или к гибели. Голос зазвучал ниже, проникновенней, с хрипотцой, словно в величественном завершающем аккорде:

— Все вы хорошо знаете меня, и знаете, на что я способен. Друзья, мои боевые товарищи, мы с вами прошли не одну космическую битву, где наши корабли сражались борт к борту с превосходящими силами противника… И теперь я прошу у вас поддержки моих дальнейших действий…