Адмирал Сенявин

…Еще ни разу Стенли Плиус не позволял себе такого. Публика еще не начала съезжаться, а его карета уже стояла у парадного подъезда Стеца. И все эта неугомонная Нанси. С раннего утра она уговорила его приехать на бал точно ко времени. Обычно, как и все солидные люди, он появлялся в особняке Стеца не ранее чем через полчаса после начала торжества. Сейчас же он блуждал по полупустым залам, а Мэри и Нанси торчали на балконе у парадной лестницы. Музыканты давно ударили по смычкам, гости постепенно заполняли залы, а русских офицеров все не было… Порывы ветра яростно швыряли потоки дождя, быть может, их шлюпка не смогла подобраться к пристани? Наконец с первыми звуками вальса в вестибюле появились в блестящих от дождя плащах Палибин и его спутники. Сенявин сразу же увидел сестер Плиус, махавших ему веерами. Скинув на руки лакею плащ, ловко обойдя Палибина и поклонившись Стецу, он, перешагивая через две ступеньки, взбежал на балюстраду. Пригласив Мэри и Нанси, Дмитрий направился в зал, где Мэри уже поджидал кавалер. Они с Нанси закружились в вальсе, не отрываясь глядя в глаза друг другу. Дмитрию казалось, что они знакомы давным-давно. Вспомнилась вдруг Настя. «Пожалуй, они чем-то похожи, обе веселого нрава, озорные и беззаботные. Но Нанси легкая, будто одуванчик. А главное — глаза. Недаром говорят, что они зеркало души». Пришло вдруг на ум, как иногда черные Настенькины очи сверкали коварным огоньком. «У Нанси же все на виду, кажется, вся душа ее видна до самого донышка. Чиста и беспорочна…» После третьего танца, слегка утомившись, Нанси захотела пить. Они прошли в буфет. После лимонада Нанси увлекла Дмитрия в укромный уголок, и они присели на диване. Все это время они молчали. Нанси вдруг взяла ладонь Дмитрия и положила на свое худенькое колено. Голова у Дмитрия пошла кругом, он чуть наклонился и поцеловал ее в щечку. Нанси покраснела, улыбнулась, не отпуская руку, встала и потянула кавалера в зал.

Время шло, и их привязанность друг к другу росла, и уже на вечерах у Стеца все знали нежную пару, и ни кавалеры, ни девицы не пытались их разлучить. За столом они садились всегда рядом, а едва потеплело, выходили вместе в сад на прогулку.

…Пришла весна. Эскадра покидала Лиссабон, направляясь в крейсерство. Настала пора расставаться. Накануне у Стеца они мало танцевали, больше гуляли в саду, держась за руки. Каждый из них переживал в те мгновения грусть и боль от предстоящей разлуки. Видимо, пришло к ним светлое и неповторимое чувство первой любви, только со стороны кажущееся иногда наивным. Когда на прощание Дмитрий поцеловал Нанси, она заплакала… Спустя два дня она с сестрой приехала на набережную.

…Легкий ветерок с гор разогнал утреннюю дымку и развел небольшую волну в просторном устье Тахо. Один за другим снимались с якорей, ставили паруса и выходили в море корабли и фрегаты. «Князь Владимир» снялся с якоря вслед за флагманом «Иезекиилем». Поставив только нижние паруса — марсели, — корабль развернулся правым бортом к набережной, и Дмитрий с трудом разглядел подле кареты обеих сестер Плиус. Пробегавший мимо Кутузов хлопнул по плечу и ободряюще проговорил:

— Не горюй, Митя, Нанси небось с сестричкой развеются, а нас с тобой вскорости бурный ветер и подавно замотает, враз голову просвежит.

Дмитрий незаметно вздохнул, грустно улыбнулся. Порыв свежего ветра вмиг расправил марсель и закрыл набережную. Сенявин закинул голову. Его матросы, ловко орудуя на пертах, обтянули марсель, а на верхней рее готовили к постановке следующий парус.

Дмитрий перешагнул через фальшборт на руслени и полез вверх по вантам на фор-салинг помогать матросам. С некоторых пор он убедился, что матросы работают намного проворней и веселей, когда с ними рядом мичман.

— К повороту! — донесся со шканцев зычный голос старшего офицера, усиленный рупором. — Марселя и брамсели к постановке изготовить!

С «Иезекииля» раздался пушечный выстрел. Флагман обратил внимание и поднял сигнал: «Курс зюйд-вест».

Вытягиваясь в кильватерную колонну, эскадра вступила под полные паруса. В далеком мареве, за кормой, постепенно скрадывались и сливались с окрестными холмами контуры Лиссабона…

Два с лишним месяца крейсировали корабли в Атлантике на торговых путях. С каждым днем все больше встречали «купцов» из европейских стран. Они приветливо, без боязни, проходили вблизи русских кораблей, прослышав о мирной миссии эскадры. Иногда следовали стороной французские, испанские, довольно изредка английские фрегаты, салютуя русскому флагу. Встречая коммерческие суда под русским флагом, Палибин отряжал для охраны два-три корабля, которые сопровождали их до Гибралтара.

Примеру России последовали и другие европейские державы, они стали также снаряжать для конвоя военные корабли.

Вооруженное прикрытие торговых судов вскоре дало себя знать. Совершенно прекратились попытки нападения не только на русские, но и на торговые суда всех других стран.

В июне Палибин получил депешу — эскадре предписывалось направиться к Балтике.

…В ту пору, когда Сенявин впервые плавал за границу, свой первый вояж в Европу совершал цесаревич Павел. С этим вояжем совпала и экспедиция отряда кораблей в Средиземное море…

* * *

После масленицы контр-адмирала Якова Сухотина спешно вызвали из Кронштадта в Адмиралтейств-коллегию. Затребовал вице-президент коллегии Иван Чернышев.

«Стало быть, что-либо безотлагательное, — размышлял в пути Сухотин. — Эскадра в Кронштадте льдом скована. Их светлость граф надумал что-то. Опять же два десятка лет состоит наставником наследника престола, имеет доступ к императрице…»

— Ведомо тебе, Яков Филиппович, — начал Чернышев без предисловий, — о Декларации нашей по нейтралитету. — Сухотин молча кивнул. — Знаешь ты и о наших экспедициях прошлыми годами Хметевского к Нордкапу, Палибина в Атлантику. — Чернышев подозвал Сухотина к карте на стене. — Повелением ея величества нынче весной поведешь эскадру из Кронштадта в Ливорно. Состав кораблей и фрегатов получишь в секретной инструкции. Среди прочих включен и «Виктор» под началом Ушакова. Смышленый, расторопный, самостоятельный капитан. Да ты не хуже меня знаешь, подмогой тебе будет… Кстати, в Ливорно, возможно, к вам пожалует инкогнито царственная особа. Ежели сбудется, дадут знать своевременно…

Чернышев не договаривал, а Сухотин не смел спрашивать. Иван Григорьевич нет-нет, да и общался, по старой дружбе, с Никитой Паниным, самым близким человеком цесаревича Павла.

В последние годы Екатерина исподволь начала отстранять Панина от наследника. Она и раньше недолюбливала Панина, а Безбородко давно мечтал свалить его. Последнее время Павел стал увлекаться мистикой. С тех пор как в Петербург наведался Фридрих-Вильгельм, наследник прусского трона, в поведении цесаревича окружающие стали замечать странности. Только близкие знали, что прусский принц заронил в слабую душу Павла смятение. Кроме земной жизни, оказалось, существует иная, доступная лишь избранным… Постепенно погружался он во мрак масонских тайн…

Как-то митрополит Платон правил службу в Петропавловском соборе в день поминовения павших на морях. По ритуалу присутствовали все адмиралы во главе с генерал-адмиралом Павлом. Неподалеку стоял и Чернышев. Гремели барабаны, над гробницей Петра Великого склонились знамена турецкие, шведские…

— Восстань же и насладися плодами трудов своих! — При этих словах гардемарины забросали гробницу Петра I знаменами вражеских кораблей. — Флот российский уже на море Медитерранском [23] , он во странах Востока, Ближнего и Дальнего, он плывет у берегов Америки… Услышь ты нас! — воззвал Платон. — Слышишь ли? — спросил и, склонясь, прислушался: нет ли ответа? — Мы тебе возвещаем о подвигах наших…

23

Средиземное (от фр. Mediterannee).

Проповедь Платона магически подействовала. Адмиралы закрыли лица ладонями, а Павел схватил за руку своего ближайшего друга князя Куракина и прохрипел:

— Мне страшно, князь! Будто и впрямь знамена турецкие зашевелились… Не подымется ли он из праха?

Проповедь закончилась, а бывший гетман Кирилла Разумовский с хохлацким юмором произнес вполголоса:

— И чего вин Петра кличе да кличе? Вин як встане, так усим нам розог достанется…

В тот же вечер Павел засиделся допоздна с Куракиным: решили прогуляться по ночному городу. Завывал ветер, раскачивая фонари на пустынных улицах, светила яркая луна.

— Ни души, какой мертвый город, — сказал Куракин.

— А вот там кто-то стоит, — шепнул Павел. Ему показалось, из глубины темного подъезда вышел высокий человек, закутанный в плащ, и зашагал рядом с цесаревичем.

«Мне казалось, — вспоминал потом Павел, — что ноги его, ступая по плитам тротуара, производили странный звук, будто камень ударялся о камень… Я ощутил ледяной холод в левом боку со стороны незнакомца».

— Ты не слышишь, князь, он шагает рядом?

Куракин недоуменно пожал плечами;