Адмирал Ушаков

С июня 1788 г. у Очакова начались морские сражения, в которых -многочисленный турецкий флот громил с берега наши-батареи, устроенные Суворовым на Кинбурнской косе. В течение июня произошло четыре морских боя, но все попытки капу-дан-паиги форсировать лиман« захватить Херсон остались бесплодными. 18 июня, потеряв 11 судов и около 8 тысяч убитыми и ранеными, турецкий парусный флот ушёл в море, а его большая гребная флотилия, прижатая к Очакову, была уничтожена 1 июля.

Несмотря на это, флот капудан-иашн все ещё представлял немалую силу. Получив новые подкрепления, он мог возобновить свои действия против лимана пли высадить десант в Крыму, а потому Потёмкин настойчиво требовал от Войновича как ¹³ можно скорее выйти (в море. Но медлительный и нерешительный Войнович исполнил это требование с запозданием.

Турецкий адмирал после ряда неудач под Очаковом ушёл к Босфору и получил там очень оильные подкрепления. Оставив на этот раз мысль о нападении на Херсон, Эски-Гассан сам вышел на поиски русской эскадры, полатая, что в открытом море все преимущества будут на его стороне. Противники встретились на рассвете 3 июля 1788 г. около острова Фидониси, где и произошло сражение, ® котором Ушаков ярко проявил свои выдающиеся дарования флотоводца.

Ушаков обладал исключительным талантом флотоводца, поражавшим современников оригинальностью и новизной тактических приёмов и всегда отвечавшим требованиям момента. Тактические приемы ведения морского -боя, перенятые в то время у англичан, страдали шаблонностью и рутиной. Всё искусство тогдашних флотоводцев по существу сводилось к достижению двух целей: выигрышу ветра и расположению своих кораблей таким образом, чтобы против каждого неприятельского корабля действовал определённый корабль своей линии. Бой вёлся в линии, откуда и произошло название «линейный корабль». Эскадренный бой преимущественно состоял в «артиллерийской дуэли» двух флотов, двигавшихся в кильватерных колоннах параллельно друг другу на определённом расстоянии. В результате таких приёмов морские сражения из-за связанности действий отдельных командиров в конечном счёте отличались обычно нерешительностью.

Но Ушаков, подобно Суворову «-а суше, был новатором в деле морского боя. Для него не прошли даром уроки первой войны с Ту-рцией. Ушаков на основании опыта осудил шаблонные приёмы боя н совершенно отказался от них. Все бои Ушакова характеризуются стремлением сосредоточить свои силы в решительном месте и в первые же моменты боевого столкновения. Точно так же поступали великие полководцы Суворов и Наполеон. Ушаков, сумевший преодолеть рутину старых приемов, -выработал свои тактические приёмы. К числу их принадлежал, например, сокрушительный удар по флагманским кораблям противника, что имело особое значение в сражениях с турками: турки деожались стойко лишь до тех пор, пока держались их адмиоалы. При глубоком понимании общих основ ведения войны Ушаков применял свои способы атаки, сосбргзуясь с общей обстановкой и свойствами поотивника. Возможность проявить свой талант в полной мере Ушаков получил несколько позднее, когда достиг самостоятельного командования; в настоящем же случае его в значительной мере связывал нерешительный Войнович. Однако, несмотря на это, уже в сражения при Фидониси чётко выявились новые методы Ушакова и его блестящие качества флотоводца.

Турецкий флот при Фидониси в два с половиной .раза превосходил числом кораблей и артиллерией севастопольскую эскадру. Такое неравенство сил, очевидно, сильно обескураживало Войновича. Но если сам Войнович был смущён, то дух на севастопольской эскадре был превосходный: сё команды действительно рвались в бой.

Эскадра Войновича, состоящая из 12 крупных и 24 мелких судов, шла (параллельным с противником курсом и оперва заняла выжидательное положение, чтобы выяснить способ нападения турок. Вскоре было установлено, что капудан-лаша намерен, окружив «ашу эскадру, атаковать её авангард, шедший под командой Ушакова. Как только это выяснилось, Ушаков немедленно же приказал передним фрегатам, выйдя вперед, обойти авангард турецкого флота, чтобы поставить его в два огня. Благодаря этому план окружения нашей эскадры, задуманный ка-пудан-пашой, не удался, ибо противник сам был принуждён придержаться к ветру, чтобы не дать себя обойти. Флоты сблизились, начался бой, руководство которым само собой всецело перешло к Ушакову.

Нисколько не заботясь о сохранении точного строя, Ушаков, выждав, когда турецкий флот опять двинется на него, бросился на врага, имея против каждого своего судна по три-четыре корабля противника. Сражение разгоралось по всей линии. Русские команды, прошедшие ушаковскую школу, были превосходно обучены; получив строгое приказание стрелять только прицельно, они разряжали свои борты с необычайным искусством . Таким образом, неравенство в численности с лихвой компенсировалось силой огня русских кораблей и его меткостью.

Смелые и удачные действия русского авангарда, за которым следовал остальной флот, предрешили исход сражения. Турецкие корабли, сильно пострадав от огня, один за другим поворачивали на другой галс и выходили за линию. Тщетно капу дан-паша осыпал ядрами отступающих, требовал их возвращения на свои места—это внесло в неприятельскую линию ещё большее расстройство. Воодушевление русских моряков п сила огня русских кораблей дошли до крайних пределов. В этот-то момент Ушаков вступил в бой непосредственно с адмиральским кораблем. После упорного сопротивления корабль Эски-Гассана с повреждённой бизань-мачтой и рулём тоже вышел из линии и этим как бы подал сигнал к общему бегству. Победа была полная.'

Вот что сам Ушаков» как всегда скромный, писал по этому поводу: «По продолжении пяти часов жестокого боя неприятель весьма разбит; три корабля и многие другие Защитою всего их флота едва спасены от наших рук и никак бы увести их не могли,

. да я прочие подверглись бы неминуемому .разбитию от нашего флота, если бы не укрыла их из нашего виду темнота ночная, при которой все они спаслись бегством, но не знаю, куды путь свои вэяти: в Синоп или к Румельским берегам¹⁴. Наш урон невелик: убитых .разных чинов 29 и раненых 68 человек, а на неприятельском флоте урону должно быть чрезвычайному».

Но эта первая одержанная Ушаковым блестящая победа — по его выражению, «генеральная баталия» —принесла вместе с тем большие неприятности победителю.

Действия передовых фрегатов заслужили полное одобрение Ушакова, и в своём рапорте Войновичу он прооил представить трёх офицеров к награждению орденом Георгия. Просил он также наград и для офицеров и матросов своего корабля «Св.

Павел», потому что, писал он: «Я сам удивляюсь проворству и храбрости моих людей; они стреляли в неприятельские корабли не часто и с такою сноровкою, что казалось, каждый учится .

стрелять по цели... Прошу наградить команду, ибо всякая цх ко

мне доверенность совершает мок успехи; равно и в прошедшую кампанию одна только их ко мне доверенность спасла мой ко- 4? рабль от потопа, когда штормам носило его по морю...»

В этом рапорте весьма показательно то, что Ушаков не только не приписывал успеха сражения лично себе, но, объясняя его

мужественным поведением своих подчиненных, ни слова не ска- }

зал о своих действительных заслугах.

Тотчас же после сражения Войнович писал Ушакову: «Поздравляю тебя, батюшка Фёдор Фёдорович; сего числа поступил весьма храбро; дал ты Капитану Паше порядочный ужин. Мне всё видно было».

Это, однако, не помешало ему теперь ответить Ушакову дерзким письмом. Все обстоятельства боя, так объективно изложенные Ушаковым, ясно говорили о том, кто именно являлся виновником выигранной «баталии». Но Войнович, страх которого перед грозным капудан-пашой уже прошёл, желал приписать всю честь, славной победы себе и в этом смысле составил своё донесение Потёмкину. Больше того, извратив в реляции действительный ход боя, он не представил указанных Ушаковым лиц к наградам и обошёл молчанием самого Ушакова.

Возмущённый Ушаков в свою очередь подал главнокоман-дующему (рапорт с приложением нескольких записок Войновича. Этот материал достаточно освещал истинное положение дел и враждебное отношение Войновича к Ушакову. «С начала нашего знакомства, — заявлял в своём донесении от 11 июля 1788 г. Ушаков,—когда были ещё полковниками и оба под командою других, восчувствовал он (Войнович. — В. С.) некоторую отменную ко мне ненависть; все дела, за которые я иногда был похвален, не знаю причины отчего, отменно его беспокоят». Ушаков, в правдивости которого, конечно, не приходится сомневаться, указывал дальше на то, что Войнович свою реляцию о сражении «составил по собственным своим мыслям, не соображаясь с рапортами начальников эскадр», что он, будучи недоволен его, Ушакова, рапортом, преуменьшил действительное число неприятельских кораблей, принимавших участие в сражении, скрыл замечательные действия наших передовых судов и «реляциею своею,—продолжал Ушаков, — хотел отнять у нас честь и славу, которую отменным случаем заслужили. Вот, ваша светлость, вся важная причина и величайшая моя вина, если она так почтена быть может». В заключение Ушаков просил, как особой милости, увольнения от службы с пенсионом в размере полного жалованья, ибо он «пенсию кампаниями уже вдвое заслужил».