Adrenalin trash

Шнурок

Пуля попала Андрею в голову. Мир накренился и принял новое положение — теперь впереди было только небо. Андрей сначала вспомнил Тверской бульвар, а потом подумал, что так ведь и должно быть — из лежащего навзничь тела душе выбираться гораздо легче. Думалось натужно. Прошло уже два дня, но легкая заторможенность оставалась. Олег, когда утром в четверг ехали домой, сказал, что так и положено. Это были единственные слова, сказанные им тогда. Остальную часть пути молчали и друг на друга не смотрели.

Несмотря на старательность создателей игры и читавшееся в каждом кадре желание как можно точнее смоделировать мир, загробный этап сценарием не предусматривался. Несколько секунд на экране дрожало нездешнее предвечернее небо, потом был краткий миг темноты, и все началось снова. Андрей подумал, что, может быть, программисты увлекались буддизмом.

Телефон зазвонил в десять. Андрей нехотя выбрался из-за стола и снял трубку.

— …можно поговорить? — спросил Олег.

— Можно, — сказал Андрей. — Па, я взял.

— Ладно, — сказал папа.

В трубке щелкнуло. Андрей и Олег остались наедине.

— Здорово, — сказал Андрей.

— Здорово, — сказал Олег. — Давно приехал?

— Час где-то назад, — сказал Андрей.

— Слушай, — сказал Олег. — Я знаю.

— Да я тоже знаю, — сказал Андрей. — Один раз не пидарас. И вообще, время такое, и попробовать все надо. Только…

— Я не про это, — сказал Олег.

— А про что? — спросил Андрей.

— Я знаю, — сказал Олег. — Что делать.

— Да ну, — сказал Андрей. — Рад за тебя.

— Встретиться надо, — сказал Олег. — Не телефонный разговор.

— Ладно, — сказал Андрей. — Как обычно?

— Как обычно, — сказал Олег. — Через сколько будешь?

— Через полчаса где-то, — сказал Андрей. — Если родители не запарят.

— Жду, — сказал Олег.

— Да уж, — сказал Андрей, почесав затылок. — Ты серьезно?

— Не знаю, — сказал Олег. — Наверное.

Андрей глубоко затянулся сигаретой, посмотрел на свои ботинки.

— Проще, по-моему, героин попробовать, — сказал он. — Или под поезд прыгнуть.

— В этом ошибка твоя, — сказал Олег. — Нельзя ничего сделать, пока думаешь только о себе.

— А как нужно? — сказал Андрей.

— А ты думал о том, что они делают? — сказал Олег. — И куда это все девается потом?

— В смысле? — спросил Андрей.

Олег выбросил окурок, сплюнул.

— Ну, что потом будет с теми, кого они сняли, — сказал Олег.

Андрей помолчал.

— Так это готовиться надо, — сказал Андрей. — Не с кондачка же.

— Я подготовился, — сказал Олег и с глупой улыбкой вытащил из кармана куртки длинный шнурок. — Прочный. Выдержит.

Андрей откашлялся.

— Да разве так готовятся, — сказал он.

— Если готовиться, ничего не выйдет, — сказал Олег. — Вот в этом я уверен.

Андрей помолчал. Ему было не по себе.

— Не думаю, что я способен, — сказал Андрей.

— Во-первых, — сказал Олег, убирая шнурок, — вряд ли кто-то думает, что способен. Во-вторых, ты всегда можешь уйти. В-третьих, может, их и не будет.

— А с чего ты вообще, кстати, взял, что они будут? — спросил Андрей.

— Но есть же придурки, которые регулярно в один и тот же бар ходят, — сказал Олег. — А они на таких как раз похожи.

— Ладно, — сказал Андрей. — А зачем у Никиты ночевать?

— Не ссы, — сказал Олег. — Ничего не будет. Просто как-то глупо перед таким дома сидеть.

Андрей тяжело вздохнул, представив себе очередную беседу с папой.

— Ну, едем тогда, — сказал он, вытаскивая телефон.

Гудок

— Точно есть не будешь? — спросила мама.

— Нет, — сказала Марина. — Не хочу.

— Ладно, — сказала мама и вышла из комнаты.

Марина встала с кровати и подошла к окну. Пруд сиял под фонарями, звездами и луной. По подсохшим дорожкам вокруг пруда гуляли мужчины с женщинами, детьми и собаками. Саунд-трек включал смех и лай.

Было девять часов субботнего вечера.

Марина не знала, что собирается сказать. Марина не знала, будет ли она вообще говорить. Она не знала, зачем все это. Она не знала, но чувствовала, что только один человек может теперь понять ее. Что ему ничего не придется объяснять. И что только он сможет вернуть ее жизни утраченную стройность, какой бы эта стройность ни была.

Она попыталась придумать первые слова. Потом хотела пересмотреть кино. Но в конце концов поняла, что таким способом ничего не добьется. Зажмурившись, как перед прыжком в холодную воду, она сняла телефонную трубку и стала набирать номер. Ей даже не понадобилась записная книжка.

Каждое нажатие кнопки вызывало настоящую бурю в микромире. Миллиарды электронов приходили в движение под действием электромагнитного поля. Они двигались в долгий путь по многокилометровым проводам, будили реле автоматических телефонных станций, активизировали мембраны микрофонов, запускали магнитофоны прослушивающих устройств. Своими телами они выстраивали невидимый мост, по которому должны были со скоростью света промчаться еще не готовые слова.

Марина нажала последнюю кнопку и замерла. Трубка недолго молчала, словно давая время одуматься, а потом раздался первый длинный гудок.

Хорошо

Территория, прилегавшая к безымянному кирпичному гастроному недалеко от станции метро «Кантемировская», казалась осколком погибшей советской вселенной, которые еще оставались в Москве, но число которых уменьшалось с каждой секундой. Конечно, Андрей провел в этой вселенной совсем немного времени, и его представления о том, как должен выглядеть ее осколок, были довольно смутными и строились в основном на тиражируемых книгами и телевизором стереотипах. Советскими казались схематические изображения мясомолочных блюд на висевших в витринах картонных плакатах, монументальная урна возле двери — каменный ярко-желтый цилиндр — и сама дверь, мощная железная рама с толстыми стеклами, на одном из которых серой краской была изображена временная схема работы магазина. Впрочем, все это больше напоминало декорации исторического фильма, чем эхо далекого детства, и не волновало душу по-настоящему. Такие же смутные эмоции вызывал и низкий металлический парапет, огораживавший голый весенний газон, из которого торчали несколько ободранных лип, и старая квасная бочка, уже потерявшая способность к передвижению — вместо двух колес от грузовика ее поддерживали стопки кирпичей.

Однако присутствовала в пейзаже деталь, рождавшая совершенно конкретные воспоминания, относящиеся к эпохе краха красной империи. Витрины гастронома ограждали высокие, по пояс, железные перила, видимо, предназначенные для того, чтобы удерживать тела пьяных прохожих на безопасном расстоянии от хрупкой стеклянной поверхности. Такими же перилами были ограждены витрины хозяйственного магазина, стоявшего раньше недалеко от дома Андрея (теперь на месте магазина высился многоэтажный дворец какого-то банка). Андрей часто оказывался возле магазина с мамой, и, когда она заходила внутрь, чтобы купить средство для чистки раковин или стиральный порошок, он обычно оставался снаружи, забирался на перила и представлял себе какую-нибудь подходящую случаю картину — налет на фашистский город (Андрей, понятно, пилот бомбардировщика) или долгую кавалерийскую погоню за остатками разбитой белой дивизии (Андрей впереди, на белом коне, с шашкой в одной руке и маузером — в другой).