Адское пламя

— Воистину знает. Погоди… Вспомнил!

Она аж подпрыгнула на своем сиденье и повернулась ко мне:

— Что?! Ты знаешь, что это значит?

— Да, да, да! Знаю! Первые два слова, видимо, сокращения — «сумасшедший» [21] и «ядерный», а СНЧ — аббревиатура.

— И что она означает?

— А означает она то, что Харри думал про Бэйна Мэдокса: Сволочь, Негодяй, Чудовище.

— Ты засранец, — отмахнулась она.

Дальше мы поехали молча, погруженные в собственные мысли.

21

МЭД читается так же, как английское слово mad, «сумасшедший».

Кейт первая нарушила молчание:

— Есть такая группа, называется «Свобода — надежда человечества». СНЧ.

— Да ну?

— Наш отдел внутренней безопасности занимается ею.

— Ну и?..

— Они увлекаются тем, что мы называем экологическим терроризмом. Поджигают стройки, спасая природу, вбивают стальные скобы в деревья, чтобы ломать цепные пилы, даже мины закладывали в нефтеналивные танкеры.

— Хорошо. Стало быть, ты думаешь, что Мэдокс намерен подложить ядерное устройство под следующее собрание членов клуба?

— Ну не знаю… Но тут может быть какая-то связь… СНЧ… нефть… Мэдокс…

— Ты забыла про ЯДЕ.

— Нет, помню… Просто пытаюсь связать все это воедино. Ты тоже попробуй.

— Не думаю, что мистер Бэйн Мэдокс, уверенный, что внес значительный вклад в победу над Советским Союзом, теперь опустился до возни с бандой кретинов, портящих деревья, и баб с волосатыми ногами.

— Это все же лучше, чем Сволочь, Негодяй, Чудовище, — пожала она плечами.

— Не намного.

Ярко-оранжевый полумесяц закрыли рваные облака. В свете фар замелькали опадающие с деревьев листья.

Мы все еще находились на территории парка, но в этом месте государственные земли вроде бы перемежались с частными, поскольку вдоль шоссе то и дело попадались жилые дома. На лужайках перед ними я заметил сезонную рекламу — здесь продавали тыквы, кукурузу и прочее. Попадались также выставки, приготовленные к празднованию Хэллоуина, — ведьмы, скелеты, вампиры и прочие разнообразные идиотские штучки. Осень была чертовски красива и восхитительно зловеща и мрачна.

— Ты любишь осень? — спросил я Кейт.

— Нет. Осень — это мрак и смерть. Я люблю весну.

— А мне нравится осень. Стало быть, я нуждаюсь в срочной помощи?

— Да, и сам это знаешь.

— Точно. Слушай, я однажды в школе такой стишок выучил… Хочешь, прочту?

— Конечно. Давай.

— О'кей… — Я прочистил глотку и продекламировал:

Осень настала, мрак и лишенья. Ждет нас дорога, тропка в забвенье. Ты приготовил свой смертный корабль? Не приготовил? Не хочешь? А жаль.

— Бред душевнобольного, — отрезала Кейт.

— А мне нравится.

— Когда вернемся, обратись к психиатру.

Мы немного помолчали, и Кейт включила радио, настроенное на волну станции, передававшей музыку в стиле кантри. И какая-то скотница гнусаво завопила: «Как мне скучать по тебе, если ты не уехал?»

— Может, выключишь? — попросил я. — Я тут думать пытаюсь.

Она не ответила.

— Кейт! Милая! Ты здесь?

— Джон… это радиосвязь…

— Что-что?

— Ну, есть УВЧ — ультравысокие частоты, есть УНЧ — ультранизкие частоты и так далее. А есть такие — сверхнизкие? СНЧ?

— Срань господня! — завопил я. — Они самые! Вот что я пытался вспомнить! Радиоантенны в «Кастер-Хилл»…

— Как ты думаешь, может это означать, что Мэдокс связывается с кем-то на сверхнизких частотах?

— Ага… Думаю, Харри хотел передать, чтобы мы настроились на этот диапазон, на СНЧ.

— Но почему именно СНЧ? Кто вообще пользуется этим частотным диапазоном? Военные? Летчики?

— Не знаю. Но кто бы им ни пользовался, эти передачи можно отследить.

— А я уверена, что если Мэдокс что-то передает или принимает, то не открытым текстом, — заметила она. — У него наверняка есть скремблер или шифратор.

— Точно. Но АНБ наверняка расколет любой шифр.

— С кем же он связывается, и зачем ему это?

— Не знаю. А пока нам нужно побольше разузнать про СНЧ-диапазон. Слушай, может именно поэтому тут все такие странные. Излучение на СНЧ! У меня в башке звучат какие-то голоса… Кто-то все время велит мне убить Тома Уолша.

— Не смешно.

Мы мчались сквозь темноту.

— Бэйн Мэдокс, нечто ядерное, сверхнизкие частоты. Думаю, все, что нам необходимо узнать, содержится в этих трех словах, — сказал я.

— Надеюсь, что так. Да и нет у нас ничего, кроме этого.

— А почему бы нам не поехать в клуб «Кастер-Хилл» и не выжать из Мэдокса всю информацию под пыткой? — предложил я.

— Не уверена, что директор ФБР это одобрит.

— Я серьезно! А вдруг этот говнюк планирует произвести где-то ядерный взрыв? Разве это не послужит мне оправданием, даже если я забью его до полусмерти, принуждая развязать язык?

— Именно это «а что, если» меня больше всего и беспокоит. Но даже при стопроцентной уверенности… мы так не работаем. Мы никогда никого не бьем.

— Скоро начнем. В следующий раз, когда на нас совершат новое нападение, мы начнем избивать подозреваемых до полусмерти.

— О Господи, надеюсь, что нет. — Она немного помолчала. — Нам нужно доложить обо всем, что мы услышали, узнали и о чем догадались. Пусть дальше этим занимается Бюро. Нам не следует тащить весь этот груз на себе.

— О'кей… Но нам требуется время, чтобы все это довести до кондиции.

— Да, верно… Подождем сутки, до завтрашнего вечера, а потом вывалим Тому Уолшу все, что собрали. Договорились?

Я больше не доверял Уолшу и решил, что, вероятно, нарушу правила и обращусь напрямую к своему шефу, представителю полиции штата Нью-Йорк в оперативной группе, капитану Парези.

— Джон?

— У нас есть целая неделя, — напомнил я.

— Джон, мы не знаем, есть ли эта неделя у нашей планеты.