Адское пламя

— Мы…

— Давайте обсудим это, когда вы протрезвеете, Том, — вмешался я.

— Ладно, позвоните мне утром. Я знаю, там нет внешних телефонов в номерах, а сотовая связь неустойчивая, но все равно — не дурите мне голову. И даже не думайте представить в бухгалтерию счет за это заведение! — И отключил связь.

— Твоя очередь, — кивнул я Кейт.

Она бросила на стол три синих чипа и заявила:

— Все равно я тебя переиграю. — Предъявила червовую флешь-рояль с джокером и подгребла все чипы из банка к себе. — А у тебя что было?

— Не твое дело.

Она собрала карты и перетасовала колоду.

— Хороший лузер — все равно лузер.

— Ишь ты, тоже мне мачо!

— Ничего, переживешь.

Мы сыграли еще несколько партий, и я даже немного выиграл — в покер мне везло больше, чем в пул. Потом предложил:

— А давай сразимся в дартс. По баксу за очко.

— Да ты уже стакан ко рту поднести не можешь! — засмеялась она. — Лучше уж я не буду так рисковать, оставаясь в комнате, где ты торчишь с дротиком в руке.

— Да ладно тебе. — Я встал, чуть покачнувшись. — Это вроде как салунное троеборье: покер, пул и дартс.

Я повесил мишень, отошел от нее футов на десять и начал метать дротики. Одна попала в шит, остальные, к сожалению, ушли «в молоко», причем последняя пришпилила к стене портьеру.

Кейт решила, что это смешно, и я предложил:

— Давай поглядим, как получится у тебя.

— А я не играю в дартс, — сообщила она. — Так что можешь попробовать еще разок. — И рассмеялась.

Вернулась Эми и принесла закрытый салфеткой поднос.

— Вот, пожалуйста. У него были сосиски из индейки, копченные на яблоневых поленьях.

Прежде чем я успел сообщить ей, что Пьеру следовало сделать с этими сосисками из индейки, Кейт сказала:

— Спасибо.

Эми посмотрела на торчащие из стены дротики, но промолчала, лишь поинтересовалась:

— Вы что-нибудь выбрали на завтрак?

Мы изучили меню и сделали заказ, который не мог бы испортить даже повар-француз.

Я хотел посмотреть вечерние новости и спросил Эми:

— А где у вас тут телевизор?

— В «Деле» нет телевизоров, — ответила она.

— А если наступит конец света? Мы же не сможем его увидеть по телевизору.

Она улыбнулась — так всегда улыбаются люди, понимая, что имеют дело с нетрезвой личностью. И обратилась к Кейт, которую, видимо, считала трезвой:

— У нас, типа, уже была такая проблема — одиннадцатого сентября. Понимаете? И тогда телевизор поставили здесь, в баре. Чтобы все могли смотреть. Как это было ужасно!

Мы с Кейт обошлись без комментариев, и Эми, пожелав нам доброго вечера, бросила еще один взгляд на дартс и вышла.

Я снял салфетку с подноса и изучил сосиски из индюшатины, запеченные в чем-то вроде теста из каких-то листьев.

— Это что еще за дерьмо?

— Завтра же уезжаем отсюда! — поддержала Кейт.

— А мне тут нравится.

— Тогда прекрати жаловаться и ешь свои траханые сосиски!

— А горчица где? Горчицу забыли!

— Пора спать, Джон. — Она протянула мне кожанку, надела свою куртку, собрала сумочку и портфель и потащила меня к двери.

Я достал «глок» из кобуры и сунул за пояс — на случай встречи с медведями. И предложил Кейт сделать то же самое, но она отвергла мой добрый совет.

Было холодно — я видел, как дыхание превращается в туман, — а в темном небе сверкали тысячи звездочек. Пахло соснами и дымом от дров, горящих в главном здании. Повсюду царила тишина.

Я люблю городской шум, ощущение бетона под ногами и не скучаю по звездам на небе, потому что огни Манхэттена создают свою собственную вселенную, а восемь миллионов людей более интересны мне, чем восемь миллионов деревьев.

И тем не менее это было несомненно прекрасное зрелище, и при других обстоятельствах я, весьма возможно, расслабился бы и отдался на милость дикой природы, обретя душевный покой и поглощая изделия французского шеф-повара вместе с двумя десятками незнакомых людей, которые, вероятно, нажили свои состояния, обдуривая американский народ.

— Как здесь тихо и спокойно! — восхитилась Кейт. — Чувствуешь, как уходят усталость и напряжение?

— Да я вроде по-прежнему их ощущаю.

— А надо расслабиться. Пусть природа торжествует.

— Точно. Вообще-то я как раз начинаю сливаться со своей примитивной природой.

— Джон, тебя это, возможно, удивит, но ты уже давно слился со своей примитивной природой. Говоря по правде, я до сих пор не видела тебя другим.

Я не понял, то ли это комплимент, то ли критическое замечание, поэтому ничего не ответил.

Мы обошли главное здание и вышли к каменной террасе. Сквозь огромные окна был виден интерьер большого холла, и я мог понаблюдать за постояльцами, сидящими вокруг двух столов и прилагающими титанические усилия, чтобы вести себя соответствующе. Местных среди них, конечно, не было, и откуда бы они ни приехали, путь им пришлось проделать немалый.

Потом я подумал о Бэйне Мэдоксе — сидит там себе в своем огромном холле, рядом камин, собака, охотничьи трофеи, выдержанное шотландское виски, слуга и, вероятно, подружка, а то и две. Для девяноста девяти процентов человечества более чем достаточно. Но Бэйном Мэдоксом — хотя он, вероятно, был весьма доволен своими достижениями и богатством — руководил какой-то внутренний голос, склоняющий его в сторону зла.

Припоминая подробности нашей беседы, я вспомнил странное выражение его глаз и что-то непонятное в поведении, наводившее на мысль, что он задумал какое-то крупное дело и считает себя носителем судьбоносных решений, недоступных остальному человечеству.

Уверен, у него имеются веские причины на то, что он задумал. Мэдокс, по сути дела, намекал на них, угощая нас виски и кофе. Но мне наплевать на эти причины, да и на внутренних демонов, которые его преследуют, равно как на божественные голоса и явную мегаломанию; больше всего меня сейчас беспокоило, что он, видимо, ввязался в какое-то криминальное предприятие и почти наверняка убил моего друга, стремясь добиться какой-то своей цели, несомненно, выходившей за рамки обычной уголовщины.

— О чем ты думаешь? — спросила Кейт.