Адское Воинство
Шрифт:
— Расскажи, что было дальше, — попросил он.
— Ну пожалуйста, — настаивал Антонен.
— Может быть, и не стоит, — предостерегающе заметила Лина.
— Угребмада, онжомзов, ен ястиварноп. Все-таки он полицейский.
— Он говорит, вам, возможно, не понравится, — перевела Лина.
— Гребмада — это моя фамилия?
— Да.
— Похоже на сербский язык. Кажется, меня там называли как-то вроде этого.
— У Иппо раньше была собака, — сказал Антонен. — Его собственная, и ничья больше. Они никогда не расставались, я даже ревновал Иппо к этому псу. Его звали Шарик.
— Он его так
— Рассказывай, Иппо.
— Однажды, через два месяца после того, как отец отрубил мне пальцы, он наказал меня — поставил в угол. Это было в тот вечер, когда он заставил Мартена съесть все, что накопилось в ножке стола, и я заступился за Мартена. Я знаю, мама, это пуля тогда повернулась.
— Да, мой дорогой, повернулась.
— Много раз повернулась вокруг своей оси, мама.
— Иппо забился в угол, — продолжала рассказ Лина, — обнял Шарика и прижался к нему лицом. А потом шепнул что-то ему на ухо, пес вскочил как бешеный, прыгнул на отца и вцепился ему в горло.
— Я хотел, чтобы Шарик его убил, — спокойно объяснил Ипполит. — Я приказал ему это сделать. Но Лина сделала мне знак, чтобы я его отозвал, и я дал ему команду, что все отменяется. Потом я дал ему съесть то, что оставалось в ножке стола.
— Шарику это не повредило, — прокомментировал Антонен, — а у Мартена четыре дня были рези в желудке.
— А потом, — более мрачным тоном продолжал Ипполит, — отец вышел из больницы, где ему зашили горло, взял ружье и застрелил Шарика, пока мы были в школе. А труп положил перед дверью, чтобы мы увидели его издалека, когда придем домой. И после этого граф решил забрать меня к себе. Он считал, что оставаться дома для меня небезопасно, и я несколько недель прожил у него в замке. Он даже купил мне щенка. Но с его сыном мы не поладили.
— Сын у него придурок, — сообщил Мартен.
— Ценагоп, тов но отк, — подтвердил Ипполит.
— Поганец, вот он кто, — сдержанным тоном перевела Лина.
— «Ценагоп» — очень удачное определение, — сказал Данглар с видом довольного интеллектуала.
— Из-за этого ценагопа мне пришлось вернуться домой, и мама спрятала меня под кроватью Лины. Я жил дома инкогнито, и мама не знала, как выбраться из этой передряги. Но Эллекен нашел выход, он разрубил отца надвое. И сразу после этого Лина в первый раз увидела всадников.
— Адское Воинство?
— Да.
— Как это звучит задом наперед?
Ипполит замотал головой.
— Нет. Мы не имеем права произносить имя Воинства задом наперед.
— Понимаю, — сказал Адамберг. — Через сколько дней после вашего возвращения из замка погиб ваш отец?
— Через тринадцать дней.
— Его ударили топором по голове.
— И по грудной кости, — весело добавил Ипполит.
— Зверь умер, — сказал Мартен.
— Это все пуля, — пробормотала мать.
— На самом деле, — подытожил Ипполит, — Лина не должна была говорить мне, чтобы я отозвал собаку. И все уладилось бы в тот же вечер.
— Не надо сердиться на нее за это, — сказал Антонен, осторожно пожимая плечами. — Лина очень славная, вот и все.
— Все мы славные ребята, — ответил Ипполит и покачал головой.
Когда Лина встала, чтобы попрощаться с ними, ее шаль соскользнула с плеч, и она негромко вскрикнула. Данглар галантным
жестом поднял шаль и накинул ей на плечи.— Что вы об этом думаете, майор? — спросил Адамберг, медленно шагая по дороге, ведущей к гостинице Лео.
— Возможно, это семейка убийц, — важно произнес Данглар, — очень сплоченная и наглухо отгородившаяся от остального мира. Все они безумные, одержимые, глубоко несчастные, сверходаренные и невероятно симпатичные.
— Я говорю об излучении. Вы ведь его ощутили? И это еще при том, учтите, что в присутствии братьев она старается держаться в тени.
— Ощутил, — едва разжимая губы, проговорил Данглар. — Мед у нее на груди и все такое прочее. Но это вредное излучение. То ли инфракрасное, то ли ультрафиолетовое, а может, свет черного солнца.
— Вы это говорите из-за Камиллы. Но Камилла теперь целует меня только в щеки. Легкие торопливые поцелуи, которыми она дает понять, что мы никогда больше не будем спать вместе. Это безжалостно с ее стороны, Данглар.
— Это ничтожное наказание, если вспомнить, как вы себя вели.
— Ну и что мне теперь делать, майор? Сидеть под яблоней и до скончания века ждать, когда вернется Камилла?
— Необязательно под яблоней.
— И не замечать сказочную грудь этой женщины?
— Верно, сказочную, — согласился Данглар.
— Секунду, — сказал Адамберг, остановившись посреди дороги. — Сообщение от Ретанкур. Наш броненосец погрузился в акулистую пропасть.
— Бездну, — поправил его Данглар, наклонившись к экрану телефона. — Нет такого слова — «акулистый». И потом, броненосцы не погружаются, они плавают на поверхности.
«Кр.-1 в вечер убийства вернулся очень поздно, не зная о случившемся. Реакция — естественная, могла бы подтвердить его непричастность. Но был нервозен».
«В каком смысле неврозен?» — спросил Адамберг у Ретанкур.
— Нервозен.
— Отвяжитесь, Данглар.
«Уволил горничную».
«За что?»
«Долго объяснять, не стоит».
«Объясните все же».
«Кр.-1, когда вернулся, дал лабрадору сахар».
— Что это за люди, Данглар, зачем они дают собакам сахар?
— Чтобы собаки их любили. Продолжайте.
«Лабрадор не ест. Горн. уводит пса, чтобы дать сахар. Опять не ест. Горн. ругает сахар. Кр.-1 ее увольняет в тот же вечер. Значит, нервозен».
«Потому что горн. не смогла заставить пса съесть сахар?»
«Не имеет значения. Уже сказала. Конец связи».
Навстречу им спешил Кромс с двумя фотоаппаратами через плечо.
— Заходил граф, он хочет видеть тебя после ужина, в десять вечера.
— Что-то срочное?
— Он не сказал, он вроде как распорядился.
— Какое впечатление он производит?
— Сразу видно, что граф. Немолодой, ухоженный, лысый, одет в старый синий рабочий халат. Майор, ваш цыпленок готов.
— А ты добавил сливки и пряные травы?
— Да, в последний момент, как вы сказали. Я уже отнес ужин малышу, он был в восторге. Он весь день рисовал коров цветными карандашами.
— Ну и как он рисует? Хорошо?
— Не очень. Но ведь корову нарисовать трудно. Труднее, чем лошадь.
— Быстро съедаем цыпленка, Данглар, и уходим.