Адвокат амазонки

– Сиди здесь, – приказал он Лизе. – Ну, и прибери немножко...

Он имел в виду ее внешность, а вовсе не порядок в комнате. Дубровская почувствовала себя дешевой шлюхой. Сейчас, когда яркий свет резал ей глаза, она лучше могла разглядеть обстановку, и она удивилась, каким образом ее занесло в эту дыру. Не то чтобы она имела что-то против бедности и скромности жилища врача, но эта его квартирка очень уж смахивала на хату, куда мужчины любят таскать женщин легкого поведения. То, что казалось ей милым при блеске свечей, утратило свою прелесть и проявилось безжалостно и отвратительно при свете люстры. Самое страшное, что ее выводы касались и самого Виталия, который разом стал суетливым и жалким, словно в его дверь колотили жена и малолетние дети.

– Сейчас, – пробормотал он, выбегая в переднюю.

Щелкнул замок.

– Ну, наконец-то, – донесся до ушей Лизы развязный голос. – Ты что, спал? Да уйди ты, бога ради, с пути. Мне что, нельзя войти?

Виталий сказал ей что-то неразборчивое. Должно быть, он еще тешил себя надеждой, что ночная гостья послушается его и уйдет.

– Не говори ерунды, – оборвала она его. – Тебе завтра не на работу. Я хочу остаться у тебя. К тому же я уже отпустила такси.

Дальше следовало опять неясное бормотание, легкая возня в прихожей и наконец возмущенный женский возглас:

– Кажется, я начинаю понимать. Ты не один? Ах ты, потаскун! Ведь всего один день на свободе, а в твоей квартире уже опять бабы?

Удивительно, но голос казался Дубровской смутно знакомым, словно она его уже слышала раньше. На всякий случай она вскочила со своего места, одернула платье, поправила разъехавшееся в стороны декольте. У нее не было возможности взглянуть на себя, но, быстро сориентировавшись, она подбежала к зеркальному шкафу, наполненному посудой. Конечно, ее интересовал не пыльный хрусталь, а собственное отражение, которое показалось ей ужасным. Губная помада размазалась, а волосы, еще недавно уложенные в стильную прическу, теперь торчали в стороны, словно кто-то возил ее головой по полу. Елизавета начала суетливо искать глазами сумку, но тут за ее спиной раздались быстрые шаги.

– Ну, что я говорила?! – раздался торжествующий вопль, и Лиза обернулась. Женщина, споткнувшись о ее взгляд, превратилась в изваяние. Конечно, она была ей хорошо знакома. Дубровская говорила с ней совсем недавно. Вернее, она ее допрашивала в суде. Ночной гостьей оказалась дочка Вероники Алена...

– Товарищ адвокат! – охнула она.

Последовала немая сцена, во время которой обе женщины буквально потеряли дар речи. Они смотрели друг на друга, не решаясь спросить, что каждая из них делает в квартире Бойко. В конце концов Алена, видимо, осознав, что у адвоката есть преимущество, проговорила с упреком:

– Виталий, ты бы мог предупредить, что у тебя в гостях защитник!

– Если бы ты мне дала такую возможность, – пробурчал он, крайне раздосадованный тем, что оказался в двусмысленном положении, которое не так легко будет объяснить.

– Мы обсуждали возможности обжалования, – проговорила Елизавета, оправдываясь не то сама перед собой, не то перед Аленой, которая смотрела на нее с любопытством. Девушка была слегка навеселе, но от ее цепкого взгляда не укрылась размазанная помада и растрепанные волосы «товарища адвоката», обсуждающего возможности обжалования в два часа ночи.

– Да, я понимаю, – ответила Алена, растерянно переводя взгляд со стола, на котором по-прежнему красовалась бутылка шампанского и свечи, на диванные подушки, раскиданные по полу. – Я тоже пришла к Виталию по делу, – объяснила она. – Мы же вроде как заключили с ним соглашение. Мне хотелось узнать, не передумал ли он. Прокурор в процессе говорил всякое.

– Да-да, – поддакнула Дубровская, ни на секунду не забывая о том, как барабанила в дверь ногами и руками дочка Вероники, как выясняется теперь, только для того, чтобы решить правовой вопрос.

Они стояли и смотрели друг на друга, понимая, что все, о чем они сейчас говорят, является ложью от начала до конца. Это было похоже на спектакль, в котором актеры произносили свой текст, заранее зная то, что им ответят.

– Мне, пожалуй, пора, – сказала Дубровская, хватая в руки сумочку.

– Вас проводить? – официально спросил Виталий.

– Нет, благодарю. Я найду дорогу, – пробормотала Лиза, мечтая скорее избавить себя от необходимости говорить дежурные фразы. Ей хотелось немедленно оказаться у себя дома и желательно в душе, где смыть водой грязь и мерзость ее первого любовного приключения.

Она развернулась и поспешила к выходу.

– Товарищ адвокат! – остановил ее у порога голос Алены. – Это ваше?

Дубровская увидела в руках девушки изящную заколку, которую она обронила, милуясь с Виталием на диване.

– О, да! Благодарю.

– Всего хорошего, – простилась с ней Алена.

– До свидания. Я вам очень благодарен за помощь, – проговорил Бойко, старательно имитируя благодарность.

– Не забудьте, завтра нам нужно явиться в суд для оглашения приговора, – сказала Дубровская. – Учитывая оправдательный вердикт присяжных, для вас это пустая формальность, но прийти все же следует.

– Я буду ровно в десять, – пообещал Виталий.

– До свидания...

* * *

...Дубровская не помнила, как оказалась дома. Даже тошнота, мучившая ее последние дни, отступила перед странным ощущением полного оцепенения, которое она испытала, находясь в квартире Бойко. Лиза понимала, что речь не идет о ревности. Более того, ей сейчас было все равно, с кем встречается Виталий и сколько у него женщин. То, что она испытала сегодня, было сродни землетрясению, которое сотрясло не тело, а душу. Она еще не успела осознать всю глубину постигшего ее горя и, намыливая себя мылом от макушки до пяток, твердила себе, что ничего страшного не произошло. Она поддалась соблазну и едва не изменила мужу с другим мужчиной. Хвала господу, они не успели еще натворить дел, и, с этой точки зрения, появление Алены можно было считать подарком небес. Было бы еще хуже, если бы она узнала обо всем позже, после того, как стала любовницей Бойко.

Теперь что касается Виталия... Он – свободный мужчина, вдовец, который вправе встречаться с кем угодно. С кем угодно, но не с Аленой! Было совершенно очевидно, что девушка явилась к нему не в первый раз и, судя по тому обрывку разговора, который довелось услышать Елизавете, отношения между молодыми людьми были близкими. Они напоминали пару, у которой за плечами богатый опыт встреч, своя история с обидами, ревностью, разборками. Их можно было принять даже за супругов, у которых есть немало взаимных претензий друг к другу. Но это было немыслимо, ведь, согласно рассказу Виталия, он видел девушку только раз, когда по просьбе Вероники передавал ей кольцо. Когда же они успели так подружиться?

У Дубровской болела голова, ее мутило, когда она ложилась в свою постель на прохладные простыни. Пустое место рядом с ней, несмятая подушка Андрея напоминали ей всю глубину ее падения, которое было прервано по случайной прихоти судьбы. Но даже то, что она не успела изменить мужу, ничуточки не облегчало ее состояния. Елизавета понимала, что позволила себе увлечься человеком, который явно водил ее за нос. «Он – не ангел, коим вы его себе вообразили», – вспомнилось ей вдруг предостережение Ярослава, которое она старательно пропустила мимо ушей. Неужели он был прав? Неужели Виталий был всего лишь манипулятором, который использовал ее в своих целях? Он хотел оправдания, он его получил. Дурочка адвокат увлеклась им, заглотив наживку в виде необыкновенной сказки о любви. Не обладая ни блестящим умом, ни роскошной внешностью, Бойко умудрился тем не менее покорить ее, заставить ему не только верить, но и помогать. Елизавету провели так, как, должно быть, в свое время провели Веронику. Теперь уж Дубровская не сомневалась, что красивая любовь, которую она себе вообразила, была лишь грубым фарсом. Ужасно, но прокурор был прав, называя вещи своими именами. Ее адвокатский пыл все вокруг объясняли только профессиональным долгом, к которому она отнеслась очень ответственно. Знали бы они, что творилось в душе адвоката, которая имела дурость поверить своему клиенту и даже увлечься им! Хорошо, что они не узнают, ради кого она старательно изменила свой стиль: ради кого надевала на процесс расклешенные юбки и блузки с вырезом, ради кого накладывала блеск на губы, стараясь придать им соблазнительную припухлость, ради кого она подкладывала в чашечки поролон! Слышали бы они их нежное воркование в перерывах между заседаниями: ее слова и его комплименты. Видели бы, как рдеют щеки адвоката и как нежно он держит ее за руку, заверяя, что лучше ее никого нет! Она выставила себя полной дурой, и даже если никто не догадается о том, что с ней происходило, ее позор останется с ней до конца ее дней!