Адвокат вольного города 7

Сборы шли деловито, достаточно быстро, организованно и практически без разговоров.

Перемещение самолёта в новое место производилось нами самым простым путём.

Когда всё, что нужно погрузить в грузовик было в него помещено, самолёт выкатили, развернули, проверили, мы с Федором уселись в кресла пилотов, дали «от винта», чтобы пыхча и жужжа взлететь в направлении нового места дислокации.

Я не мог полностью рассказать семейству, что произошло, но Фёдор с пониманием отнёсся к тому, что город нужно облететь по большой дуге и на максимальной высоте.

Если первое место дислокации расположения было скорее на юге или юго-востоке, то новая «локация» — к северу от города Кустовой.

Двигатель задорно гудел. Мы поднялись выше, резкий ветер свистел в ушах и тут я начал понимать, зачем пилотам такие плотные и тёплые шапки, очки и крем, защищающий от ветра, мороза и солнца.

Фёдор уверенно рулил, одними губами матюкаясь, справляясь с капризным боковым ветром. Внизу пару раз показывались нитки дорог. Город мы так и не увидели, маневрировали по компасу.

Наконец мы пролетели над посёлком, расположенным к северу от города и пересекли ленту дороги, ведущей сквозь него.

Дальше пришлось снижаться и сбрасывать скорость.

Такой штуки, как навигатор, местный мир не знал, во всяком случае любые расспросы на Чёрном рынке утыкались в то, что есть карта и есть дебилы, которые не способны её прочесть.

Нам помогли три не то озера, не то болота, между которыми была пустошь и заброшенный известковый карьер. Наше место назначения. На краю карьера и был домик того дядьки, который предоставляет нам убежище.

Громадное наклонное поле, незначительный участок которого был предназначен для выращивания каких-то чахлых овощей, стало нашей посадочной площадкой.

Посадка — это всегда… скажем так, не скучно.

Уже близился вечер, а в темноте сажать самолёт на тёмную землю, даже при наличии прибора ночного виденья, это то ещё шоу.

Поэтому мы спешили.

Облёт поля, выбор направления. Диспетчера, который ругался бы и создавал проблемы, но и подсказал полосу — нет.

Значит, всё сами.

Вылет подальше, над озером. Поворот, потом выравнивание самолёта, ещё поворот. Получился разворот в направлении «нашего поля».

Снижаемся.

Под вечер ближе к земле, по закону подлости, дул злой боковой ветер. Даже сквозь шум винта я слышу, как скрипят зубы у Фёдора.

Высота примерно двести метров. Высотомер нагло показывает четыреста пятьдесят, но он штука неточная и зависит от атмосферного давления, даёт погрешность даже после корректировки на «ртутный столб».

Порывы ветра пытаются опрокинуть лёгкую птичку самолёта вбок, влево.

— А! Мать-перемать! — не понимаю, что творит Фёдор, но он внезапно поддаёт газку, то есть увеличивает тягу самолёта, ускоряя машину и уходит далеко куда-то влево, так что через минуту мы оказывается слева от поля, над непролазными кустами и оврагами.

Солнце уже касается горизонта и внизу уже нет прямых лучей и лишь полыхающий небесный океан освещённых всеми цветами заката облаков освещает нашу посадку.

Фёдор лихо и уверенно, довольно смелым манёвром развернул самолёт на небольшой высоте так, что впереди оказалось посадочное поле, а ветер давит уже в лицо.

Любой ветер — это негативный фактор при полёте и посадке, так было написано в почитанной мной книге по лётному делу.

Всё же я грёбанный теоретик, юрист, сжимающий челюсть от переживаемых эмоций.

Каждый полёт, ровно каждый, это не только быстрое перемещение, но и ненулевой шанс умереть. И надо иметь мужество в этом признаться себе, а потом с этим фактом с достоинством жить. В моём случае сжав булки на жестком тоненьком покрытии кресла второго пилота.

Ветер в лицо.

Ветер в лицо способен создать воздушную яму и обрушить сразу на десять метров, особенно если самолёт идёт на большой скорости. Ветер в спину, вернее «в хвост» может этот самый хвост занести при посадке, а то и перевернуть хвостом вперёд, разметав машину по полю.

Боковой способен снести с полосы (тут нет проблемы, поле ровное) и может опрокинуть набок, к тому же он усложняет «касание», потому что при посадке касание это самый, как говорит Фёдор, — цимес, ведь если ударить весом даже нашей лёгкой машины о грунт одним колесом, то оно может и отвалиться. И тогда риски при посадке заиграют новыми красками.

Фёдор, который посоветовался разве что с собственным развесистым матом, сажал машину, принимая ветер в лоб, во фронт, благо поле во всех направлениях ровное и сравнительное чистое.

В какие-то моменты я придерживал руль и слегка помогал, но основная моя работа была — не паниковать и не мешать.

Касание вышло неожиданно мягким и плавным, словно ветер и природа в последний момент решили сжалиться, а может рука у Фёдора ловкая, да лёгкая.

Теперь мы мчали по полю и, хотя ветер ещё несколько раз порывался вырвать штурвал из рук, Фёдор только длинно и без повторений ругался, до меня долетали только весёло-азартные выражения вроде — «куда, мля!».

Скорость быстро снижалась, и мы благополучно стали на самой середине поля.

Мой первый пилот привстал с кресла, примерно, как атакующий кавалерист на седле, высматривающий врага.

Фёдор не дал двигателю и винтам совсем остановиться и чуть прибавляя тяги, потащил по земле (самолёт тоже умеет ездить) к дальнему краю к какой-то странной постройке, имеющей самый неприспособленный для жизни вид.

Это был громадный, сбитый из досок, покосившийся сарай без ворот, внутри которого свободно гулял ветер.

— Не ссать, пехота! — выдохнул Фёдор, ни к кому, впрочем, конкретно не обращаясь и погасил двигатель, после чего винты спустя некоторое количество поворотов послушно встали, провозглашая собой тишину степного вечера.

К нам от домика на смирной лошадке, явно никуда не торопясь, ехал местный, надо думать, это хозяин того дома, стоящего на краю поля.

— А почему лицом к ветру? — спросил я первого пилота, когда мы оба вылезли и встали, опёршись о крыло.

Я ожидал услышать что-то вроде что «машину надо чувствовать сердцем» или нечто такое же, хотя и понимал, что его лётный опыт был сравнительно невелик.

— Так поэтичнее, — возвышенно выдал Фёдор и закурил, стащив с себя шапку пилота, дав свободу длинным волосам.