Афёра

В следующий раз Макаров открыл её только после того, как звуки голосов, доносившиеся с лестницы, стихли. Выходить было нельзя, даже совсем не лишняя предосторожность могла его не спасти: оказалось, что фотограф и его приятель вовсе не ушли, а стоят буквально в десятках сантиметров от двери туалета, у перил лестничной площадки. Видимо, эта, завершающая часть их разговора, была секретом и для того, кого таможенник оставил присматривать за входом в здание, — говорили теперь приятели почти шёпотом. Алексея спасло лишь то, что, когда он решил выйти, собеседники стояли боком к нему и, увлечённые важным разговором, не обратили внимания на открывшуюся дверь. Судя по всему, беседа их уже заканчивалась.

— Запомнил?.. Послезавтра… Московский поезд, утренний, кажется, восьмой вагон… или девятый… — быстро говорил фотограф свистящим шёпотом. — Определишься сам… Бочкарёва… Да, белые волосы, полноватая, с меня ростом, — ответил он на вопрос таможенника, который Макаров не расслышал. — Ну все, действуй… до послезавтра. Смотри, чтоб все чётко было, как часы, иначе избавлюсь от тебя, учти, найду другого, более толкового, меньше будет хлопот… — сердито произнёс фотограф, подчёркивая лишний раз своё лидерство. — Все, действуй и в десять вечера послезавтра у меня. Разошлись, — закончил он и протянул своему собеседнику руку для пожатия.

Макаров осторожно прикрыл дверь.

Когда он снова открыл её, на лестничной площадке было темно, а с улицы доносился звук работающего мотора. Через минуту машина отъехала.

Макаров быстро спустился по ступенькам лестницы в холл, открыл дверь здания и вышел на пустынную ночную улицу. С одной стороны, вопросов вроде бы стало поменьше, а с другой — количество их несомненно возросло. Но это, как ни странно, радовало.

39

Как правило, человек далеко не сразу способен в полной мере оценить информацию, полученную в сжатые сроки и в экстремальных условиях. Особенно когда её много и требуется для полного понимания сопоставить её с уже известной. Примерно в таком положении оказался лунной летней ночью Алексей Макаров, случайно, в общем, заглянувший в мастерскую фотографа и в результате узнавший многое из того, чего никак не предполагал узнать так скоро. Поэтому совсем не удивительно, что, дойдя до гостиницы, он вдруг быстро развернулся и, вновь миновав расстояние, отделявшее отель от комбината бытового обслуживания, решительно вошёл в знакомую двустворчатую дверь, чтобы во второй раз за такой короткий промежуток подняться в фотостудию.

И опять в большой, безалаберно обставленной комнате-студии никого не было. И так же, как тогда, когда Макаров появился здесь в первый раз, была приоткрыта дверь на лестничную площадку и по-прежнему висел там, где Алексей его оставил, уходя, на дверной ручке, подвешенный на длинную цепочку, — ключ от туалетной комнаты. Увидев его на месте, Алексей испытал чувство облегчения и почти окончательно уверился в успехе предпринятой им затеи.

Подхватив ключ с дверной ручки, он весе-до крутанул его, наматывая цепочку на указательный палец, потом повторил вращение в обратном направлении, снова тем же быстрым движением закрутил цепь по часовой стрелке, так что ключ с самого длинного радиуса вращения перешёл на самый короткий и затем оказался зажатым между указательным и большим пальцами правой руки. Совершая эти незамысловатые манипуляции с ключом, Алексей как раз успел пересечь большую комнату-студию и зажатым между пальцами ключом дважды уверенно стукнул в запертую дверь, за которой должен был теперь, по его расчётам, находиться пляжный фотограф.

Через несколько секунд за дверью послышался шорох, потом быстрые лёгкие шаги и, наконец, звук поворачиваемого в замке ключа

Бледное лицо выглянувшего из кромешной темноты за дверью («Значит, все-таки лаборатория», — подумал Макаров) фотографа выглядело весьма удивлённым.

— Чего… — начал он, несмотря на удивление, практически без паузы, необходимой для обдумывания неожиданного явления, но Макаров не собирался отдавать должное его крепким нервам и перебил.

— Прости, дружище, — сказал он, беспечно улыбаясь, — ты как в воду глядел, когда предупреждал, — я и правда забыл вернуть тебе ключ. Представляешь, прихожу в гостиницу и тут только задумался, что это за ключ я верчу на пальце?.. — Макаров добродушно посмотрел в маленькие темно-карие глаза-буравчики, понять выражение которых по-прежнему было совершенно невозможно. — В общем, освежился и все из головы долой, извини. Утащил нечаянно…

— И дверь не запер, — ровным тоном под сказал фотограф.

— Да-да, братишка, конечно, — охотно со гласился Макаров, — а как же иначе: если бы я её запер, то и ключ бы не унёс с собой, а так, видишь… — он, рассмеявшись, крутанул цепочку от ключа вокруг пальца.

— Ладно, — спокойно и холодно сказал фотограф, — забудь. Давай ключ, — он протянул Алексею вытащенную из кармана правую руку в резиновой жёлтой перчатке, — запер?

Внезапно Макаровым овладело странное чувство: фотограф разговаривал с ним тем же высокомерно-пренебрежительным тоном, каким недавно говорил с таможенником, знакомым Паулы. Он словно знал себе цену, других же, окружающих его людей (может быть, не всех, но Алексея с некоторого момента — точно) оценивал гораздо ниже. Над этим стоило подумать. Впрочем, в данном случае Макарова устраивало, что его не принимают всерьёз.

— Что? — переспросил он.

— Я говорю, теперь-то дверь запер?.. — уточнил парень.

— Ах, это… Нет, забыл. Точно забыл, сейчас схожу… — Алексей сделал вид, что собирается повернуться, продолжая исполнять избранную сначала роль безалаберного простака.

— Не стоит, я сам закрою, позже, — нетерпеливо остановил его фотограф, все ещё держа открытой кисть правой руки в ожидании ключа.

Отмотав цепочку обратно, Макаров передал ему ключ и сказал:

— Я хотел бы ещё кое о чем тебя спросить, если можно… — Парень кивнул, повернулся, закрыл дверь, ведущую в лабораторию, и, слегка приподняв вверх подбородок (Макаров уже заметил, что это его любимое положение головы), молча, как бы немного свысока, хотя и был ниже ростом, уставился на Алексея своими непроницаемыми глазами. — …Да, я хотел спросить, — продолжил Макаров, — помнишь, мы с тобой вчера разговаривали, на пляже?.. — Фотограф никак не отреагировал на его слова, глаза за толстыми стёклами очков оставались совершенно безразличными. — Ты должен помнить… — пытаясь расшевелить его, заметить хоть какую-то реакцию на свои слова, повторил Алексей.

— Какая разница, давай покороче, — сухо перебил его пляжный фотограф. Но Макаров не хотел говорить покороче. Ему обязательно хотелось проверить свою догадку и, кроме того, подготовить основу для следующего визита в фотомастерскую. Поэтому он все так же упорно начинал «танцевать от печки».

— Да, — сказал он, не обращая внимания на замечание очкарика, — значит, тогда напомню: когда мы вчера… нет, — он посмотрел на часы и увидел, что они показывают половину третьего ночи, — все-таки позавчера… Когда мы позавчера виделись с тобой на пляже, ты обещал сфотографировать меня у воды вот в таком виде, — Алексей быстро отошёл от двери, возле которой стоял фотограф, и двинулся вдоль стены, разглядывая на ходу множество висевших на ней снимков. — Вот, — воскликнул он, добравшись до серии кадров, сделанных на пляже, и собираясь найти знакомый, с выходящей из воды в сонме блестящих на солнце брызг женщиной, но внезапно наткнулся на не замеченный в прошлый раз снимок Элины, — вот такой, — быстро скорректировал своё указывающее движение рукой Алексей и ткнул пальцем в него. Фотограф отошёл от двери и не спеша приблизился к нему.

— Да, я помню, — как бы нехотя произнёс он, остановившись в полуметре левее Макарова и рассмотрев, куда именно показывает потенциальный клиент. Некоторое время взгляд пляжного фотографа был прикован к снимку — казалось, он что-то вспомнил, но в тот момент, когда парень заметил, что Алексей следит за ним, он неожиданно быстро перевёл взгляд на ночного гостя.

— Ну что вам ещё надо? — произнёс он с заметным раздражением в голосе. — Не надо трогать фотографии руками. Хотите сделать такой снимок, приходите, если будет солнечная погода, с десяти до одиннадцати утра к старому пирсу. Но это будет стоить дороже, чем обычные снимки… Что ещё?!

Алексей улыбнулся. Он хотел показать добродушную открытость, но на самом деле был искренне рад тому, что сумел-таки наконец вывести загадочного щуплого человечка из равновесия. Теперь можно поразмыслить над тем, почему фотографу так не понравилось его, Макарова, внимание к фотографии Элины. Хотя, возможно, фотографу за эту ночь просто надоел уже сам неугомонный посетитель. Но Алексей не мог уйти, у него были ещё вопросы.

— А вы не могли бы мне продать вот эту фотографию? — снова указал на снимок Эллины все-таки хотевший определённости Макаров.

Щуплый человек в очках даже не посмотрел больше в ту сторону. Лицо его снова было холодным и невозмутимым.

— Об этом не может быть и речи, — сухо ответил он, упираясь взглядом колючих тёмных глаз в переносицу гостя, — снимки не продаются.

— А почему не продаются? — простодушно спросил Макаров.

— Не продаются и все, таковы правила, — не пожелал ничего объяснять фотограф. По его тону Алексей понял, что, если он хотя бы ещё немного продолжит разговор в том же тоне, ничего больше у них вообще не получится, ему просто предложат раз и навсегда покинуть помещение фотомастерской. И он резко сменил тему.