Афера
Шрифт:
Я жестом показываю, что мне хватит.
Крупье снимает и сдает ковбою восьмерку. У него двадцать. Себе крупье сдает девятку. Ковбой выигрывает; я проигрываю.
— На двенадцати надо брать еще, — учит меня ковбой.
— Да, — отвечаю я. — Но, может, я просто хочу отдать Эду Напье побольше денег.
Ковбой кладет сигару на край пепельницы. С одной стороны сигара мокрая, как леденец.
— Ему-то есть, куда их деть, — замечает он.
— Правда?
Я ставлю еще две красные фишки. Крупье сдает мне короля и семерку. Семнадцать — это неплохой расклад, не правда ли? Особенно когда у крупье жалкая пятерка. Но я
— Ходят слухи, — рассказывает ковбой, — что строительство этого здания чуть не пустило его ко дну. Выложил два миллиарда, теперь весь в долгах. Мой друг из комиссии по азартным играм рассказывал, что у Напье попросту нет денег на «Трокадеро».
Я окидываю взглядом казино: тысячи людей сидят за игровыми автоматами и скармливают им монеты, многие толпятся у карточных столов.
— Как-то непохоже, — сомневаюсь я.
— Это все видимость, — объясняет ковбой.
Я опять гляжу на свои карты. У меня семнадцать. У крупье всего лишь пятерка. По всем раскладам, надо останавливаться. Но черт с ним, с раскладом. Я прошу еще одну карту.
— Сынок, — говорит мне ковбой, — я в жизни не видал игрока хуже тебя.
Крупье сдает мне четверку. Потом себе — десятку и потом еще одну пятерку. У меня двадцать одно, у нее двадцать. Я выиграл.
— Даже психам иногда везет, — заключает ковбой, мотая головой.
Моя выигрышная серия продолжается ровно одну сдачу. Это где-нибудь считается серией? Оставшись без фишек, я встаю из-за стола и отправляюсь бродить по казино. Взглянув на часы, с удивлением обнаруживаю, что уже шесть вечера. Неужели я просидел за столом четыре часа? Это кажется невозможным.
В другом конце зала я замечаю бар, расположенный на платформе чуть выше уровня казино. И решаю напиться. Иду к бару, но в пяти метрах от него останавливаюсь как вкопанный. За барной стойкой сидит Тоби, костыли небрежно прислонены к стулу. Он непринужденно — чуть ли не проникновенно — беседует с Лорен Напье.
У меня в голове проносится догадка, что мой сын сознательно пытается сорвать аферу в приступе юношеской непокорности. Как можно быть таким эгоистом, таким идиотом, чтобы провалить все, что я делаю ради него самого?
Я пулей взлетаю по лестнице и иду к Тоби и Лорен. Когда я оказываюсь прямо перед ними, они наконец меня замечают. Не обращая внимания на Лорен, я сверлю взглядом Тоби.
— Ты что это вытворяешь?
Он улыбается.
— Да ничего. Мы просто болтаем.
Сын мечтательно растягивает слова, словно школьник, который просит своего старика расслабиться: он ведь просто разговаривает со своей возлюбленной под трибунами стадиона.
Я закатываю глаза к потолку.
— За тобой же следят, — объясняю я этому идиоту.
Лорен улыбается.
— Успокойся, — просит она. — Не устраивай здесь сцен.
— Ты в своем уме? Если твой муж увидит нас…
— Он сам попросил меня поговорить с вами, — говорит Лорен.
— Сам?
— Попросил пообщаться с каждым из вас. И выяснить все, что смогу.
— Зачем? — не понимаю я. — Он что-то подозревает?
— Эд просто осторожный человек, — отвечает она, и в ее голосе сейчас слышится гордость за мужа. — Как бы то ни было, я просто болтала с Тоби. Прекрасный юноша, должна
тебе сказать. Как только я его увидела, то сразу поняла, что он твой сын. Такой симпатичный.Тоби краснеет. Не совсем ясно, кому предназначался комплимент. Наверное, так и было задумано.
— Присаживайся и успокойся, — говорит мне Лорен. — Я закажу тебе выпить. Как в старые добрые времена.
Я вздыхаю и пододвигаю стул. Я пытаюсь вклиниться между ними, но их стулья стоят так близко, что мне приходится сесть чуть позади. Лорен окликает бармена и заказывает мне пива.
— Ты же пиво пьешь? Я не ошиблась?
— Все правильно.
Пока Лорен улаживает дела со счетом, я гляжу на нее. На ней все тот же костюм. Все линии плавные и четкие. Поскольку волосы собраны в пучок, я могу разглядеть маленькую ложбинку у основания шеи и крохотные светлые волоски. Я и забыл, насколько она привлекательна. Я вспоминаю наш разговор в церкви, после которого я несколько часов только о ней и думал. Помню облегающую желтую футболку, идеальную линию груди, белоснежные зубы и лукавую улыбку. Я мысленно раздеваю ее, и почему-то первое, о чем я думаю, — это ногти на ногах, покрытые красным лаком. Я рисую себе, как они будут выглядеть, если Лорен обхватит меня ногами.
Планы мои начинают меняться. Алкоголя я больше не хочу. Я хочу секса.
Приносят пиво.
— Я как раз рассказывала Тоби, — говорит Лорен. — Эд только о вас и говорит. Уверяет, он никогда не видел ничего удивительнее вашей программы.
— Неужели? — удивляюсь я.
— Расскажите мне, какой у вас план.
— Будет лучше, если мы не будем ничего рассказывать.
— Твой сын сказал то же самое.
Мне становится стыдно, что я сомневался в Тоби. Быть может, на него иногда можно положиться.
Лорен пожимает плечами.
— Ладно, не говорите. Если только вы не нарушите нашего соглашения…
— Ни в коем случае.
— Тогда делайте, что хотите.
Краем глаза я замечаю, как Тоби, не отводя взгляда, смотрит на нее. Его настойчивость меня нервирует.
Лорен бросает взгляд на часы:
— Интересно, мой муж уже закончил?
— Что закончил?
— Трахать Джессику.
Наверное, вид у меня удивленный, поскольку она объясняет:
— Естественно, я знаю. В конце концов, Эд сам попросил меня удалиться.
Она замолкает. Приняв театральную задумчивую позу, спрашивает:
— Интересно, как бы мне ему отомстить?
Вопрос повисает в воздухе.
Я чувствую начинающуюся эрекцию. Тоби, видимо, тоже — он глядит на Лорен Напье, как голодный пес на аппетитную косточку.
— Тоби, — тихо говорю я, доставая из бумажника две стодолларовые купюры, — у меня возникла одна мысль. Давай-ка ты поиграешь в автоматы. Вот деньги.
Он смотрит на деньги, но не берет их.
— Но я думал с вами еще посидеть.
Знаете, желание дать пинка собственному сыну — весьма любопытное ощущение. Должен признаться, за всю свою богатую на события жизнь я такого не испытывал.
— Тоби, сынок, — нежно прошу его я, — мы же договаривались.
Он озадаченно смотрит на меня.
— Что ты можешь присоединиться, — все тем же голосом продолжаю я. — Но должен следовать моим указаниям. Ты пока только учишься, и сейчас главный здесь я. Согласен?
Тоби молча глядит на меня. По его лицу ничего не понять. На лице у него улыбка, но особенно радостной ее не назовешь.