Аферист Его Высочества
Шрифт:
На той же Покровке, в самом ее начале, они сняли в одном из доходных домов хорошую квартиру в пять комнат: гостиной, двумя спальнями, библиотекой (она же кабинет) и столовой. Надо же было где-то жить и Неофитову. Затем вернулись на Хитровку, и Сизиф вынес из своей тамошней конуры все, что имелось и было необходимо для работы. Взяли извозчика и отправились домой. А потом весьма плотно отужинали в новой квартире. Тут-то и пригодилась чекушка, после каковой для Сизифа наступил «сухой закон».
Работать Сизиф начал прямо со следующего утра. Выглядел он посвежевшим, руки не тряслись, а на душе если и не обреталась благость, то было весьма спокойно. Ведь очень важно, приступая к новому делу, чтобы тебя ничто не угнетало и не тревожило. А значит, ничто не отвлекало.
Работа у Сизифа спорилась. Ведь всего несколько месяцев назад он уже писал «Карла Пятого» великого Тициана Вечеллио, так что для того, чтобы сработать картину в лучшем виде, у него все было под рукой: каталоги, несколько копий с картины, скорее фотографического плана, нежели художественного, – что и было очень хорошо, ибо тем самым ошибки даже в самых мелких деталях исключались; состаренные грубые холсты, а Тициан предпочитал именно такой холст с грубой фактурой; и естественные краски – лазурь, киноварь, охра, бирюза, которыми пользовались в эпоху Возрождения. Краски Сизиф изготавливал сам, скупая минералы у натуралистов, по старинным рецептам растирал их в ступке, добавляя различные компоненты.
Неофитов неотлучно находился при Сизифе. А ну как старый товарищ сорвется и запьет? Тогда все дело – коту под хвост!
Африканыч завороженно смотрел, как из-под кисти Сизифа появляется нечто, что потом превращается в деталь королевских лат, а несколько мазков, ничего на первый взгляд не значащих, с появлением еще одного вдруг становились человеческим глазом, выразительно смотрящим вдаль.
Это было чудо. Пораженный его созданием, Африканыч пропустил мимо ушей бурчание Сизифа о том, что «чего это вдруг всем понадобился Тициан». Иначе бы он непременно спросил: «Кому это всем?» И получил бы примерно такого рода ответ: «Да приходил тут один. Тоже «Карла Пятого» заказывал. Это хорошо, что тебе именно «Карл Пятый» нужен. Потому как я его уже писал. Правда, копия выходит всегда хуже оригинала, но я постараюсь…» Африканыч непременно бы расспросил Сизифа об этом человеке и положил сведения о данном факте на одну из полочек своей памяти, чтобы потом, вернувшись в Казань, рассказать все Севе Долгорукову. Но Самсон Африканыч этого не сделал.
А кисть Сизифа густо накладывала все новые и новые мазки. Энергично, экспрессивно и мощно, как делал это сам великий Тициан. Вблизи было трудно что-либо рассмотреть. Но при отдалении на несколько шагов становилось понятно, что рождается шедевр. Сизиф работал самозабвенно, не помня ни места, где создавал творение, ни времени, и Неофитов, проголодавшись, часто обедал один, а то один и ужинал, не решаясь перебивать вдохновенную работу старого товарища.
Неожиданно в работе Сизифа наступил перерыв.
– Ты чего рисовать перестал? – спросил Африканыч.
– Я и не рисовал, – нервически ответил Сизиф.
– А что ты делал?
– Писал. Я писал картину. Картины, друг мой, пишут…
– Я понял, понял, – примирительно произнес Самсон Африканыч. – Так что ж ты перестал писать? У нас уже времени в обрез.
– Так надо, – после некоторого раздумья ответил Сизиф.
– Зачем?
– Затем, что так делал сам Тициан. Закончив работу вчерне, он оставлял картину на видном месте, на время, чтобы «остыть» и как бы походя замечать потом недоработки и недостатки уже холодным взором. Иногда он оставлял работу на несколько месяцев…
– Костя, у нас нет этих нескольких месяцев, – заметил с тревогой Неофитов.
– Я знаю. Пусть постоит так пару-тройку недель. А я уж дух переведу!
– Недель?! – Африканыч был вне себя. – Это невозможно! Сева, верно, уже всю икру выметал.
– Ну, так надо, понимаешь?
Очень жаль, что времени было в обрез. Второй «Карл Пятый» мог получиться хуже первого, за которого Сизиф получил от провинциала двести рублей…
Несколько раз он порывался выпить, как оно и бывает, когда в чем-либо происходит заминка или цель выполнена, а новой еще не предвидится. Однако Африканыч был начеку и следовал за
Сизифом буквально по пятам.Недели полторы художник ходил мимо картины, пристально разглядывая ее. Африканыча все это просто выводило из себя, но сделать он ничего не мог. И торопить Сизифа не было никакого смысла: дело от этого не сдвинулось бы ни на дюйм. Правда, за это время Сизиф изготовил все бумаги, удостоверяющие подлинность картины, ибо к такого рода произведениям живописи обязательно прилагаются сопроводительные документы, подтверждающие кисть мастера – в данном случае Тициана Вечеллио де Кадоре.
Наконец, после очередного (невесть какого по счету) осмотра картины, Сизиф будто спохватился и принялся лихорадочно наносить на картину краску прямо пальцами.
– Так делал Тициан, – вскользь бросил Африканычу Сизиф, когда тот осторожно спросил, почему он работает не кистями, а пальцами. После такого ответа Неофитов умолк, потому как даже ему стало понятно, что именно так и надо: буквально на его глазах картина начинала искриться и переливаться музыкой полутонов. Нет, симфонией.
– Ты гений, Сизиф, – тихо произнес Неофитов.
– Почти, – кивнув, скромно согласился бывший сиделец губернского острожного замка. Ему все же удалось написать «Карла Пятого» так же, как до того он написал его для провинциала. Эх, если б еще немного времени, то он сделал бы вторую картину лучше первой… – Если бы не было Тициана, я был бы гением без всяких «почти». И это бы мне император Карл, только мельком увидев сию картину, отвалил бы за нее тысячу золотых…
Костолевский еще какое-то время потоптался возле картины, словно прощаясь с ней, а затем поставил в обычном месте тициановскую подпись:
«TITIANUS F.»
– Вот теперь все, – тихо произнес он. – Забирай. Жаль, времени было мало, а то бы я тебе сделал настоящий шедевр. Без всяких «почти»…
Часть II. Великокняжеский вояж
Глава 12. С сыном в Екатеринбург, или Слава! Слава!
Ольга Федоровна в Екатеринбург мужа одного не пустила.
– Ну хоть Сереженьку с собой возьми, – сказала она Михаилу Николаевичу, когда он начал собираться в путешествие. – Дабы хоть одна родственная душа с тобой в дороге пребывала…
Сергей Михайлович был младшим сыном Их Императорских Высочеств. Великий князь родился на Кавказе в сентябре 1869 года, стало быть, ему не было еще и восемнадцати. Ехать ему не очень-то и хотелось, но такова была воля отца. К тому же старший брат, Николай, неотлучно находился при академии Генерального штаба, которую только что окончил, Михаил служил в лейб-гвардии Егерском полку, Георгия вообще не было в Петербурге, а Александр в данное время, являясь офицером императорского флота, пребывал в кругосветном путешествии на корвете «Рында». Не Анастасию же с отцом посылать? К тому же старшая сестрица уже почти как десять лет была замужем за герцогом Фридрихом Францем Мекленбург-Шверинским. Так что и ехать-то, собственно, более было и некому. Получилось, что самым незанятым оказался именно он. К тому же ослушаться матушку или отца было решительно невозможно. Да и воспитание, полученное в семье, диктовало полное и беспрекословное подчинение. Ибо Михаил Николаевич воспитывал сыновей в строгой дисциплине и осознании своего долга, который был превыше всего…
Жизнь в семье великого князя Сергея Михайловича и его братьев была подобна прохождению строевой службы в полку. Они почивали на узких железных кроватях с тонкими матрацами, положенными на деревянные доски. Вставали по побудке в шесть часов утра, а кто просыпал – наказывался строго и без малейшего сожаления. Завтракали все однообразно: чай и хлеб с маслом. И никакой роскоши и излишеств. Вопроса «что же дальше?» для великих князей не существовало никогда. Ибо было точно и определенно известно: дальше воинская служба во благо Отечества. Правда, выбор все же был: между кавалерией, артиллерией и военным флотом. Великий князь Сергей Михайлович пошел, как и отец, по артиллерийской части…