Аферист Его Высочества

– Ну что ж, – после молчания, в течение которого собиратель старины внимательно разглядывал запонку, произнес Лихачев. – Поздравляю. Вещь и вправду старинная и весьма ценная.

– Правда? – обрадовался Долгоруков.

– Да, – подтвердил Андрей Федорович. – Можете не сомневаться.

– Слава богу, – облегченно выдохнул Сева. – А то ведь я покуда не очень разбираюсь в старинных вещах. И мне, бывает, нужна помощь опытного специалиста…

– Всегда к вашим услугам, – мягко улыбнулся Андрей Федорович. – А как дело с картинами?

– Изучаю, – быстро ответил Долгоруков. – Пока наших, русских мастеров, как вы мне и советовали.

Андрей Федорович посмотрел на Севу:

– А знаете, я готов устроить вам почин.

– Что вы хотите этим сказать? – улыбнулся Всеволод.

– Я готов уступить вам одну из работ Шишкина.

– Да вы что?! – воскликнул Долгоруков.

– Да. Я хочу предложить вам купить у меня один из этюдов Ивана Ивановича. Не возражаете?

– Да помилуйте… – Сева положительно задохнулся от восторга. – Как я могу возражать?!

Этюд был великолепен и назывался «Ручей в лесу». В лесной чаще, темной и заросшей, меж двух крупных камней и нескольких мелких извилистой лентой сбегал ручей. Не проистекал или струился, а именно бежал – так мастерски был написан Шишкиным этот этюд.

– Семьдесят рублей, – тихо произнес Лихачев.

– Что, прошу прощения? – засмотревшись, не расслышал фразы Всеволод Аркадьевич.

– Я говорю, этюд стоит семьдесят рублей, – повторил собиратель старины, рдея щечками. Потому как сам он купил сей этюд в свое время за червонец. – Купите?

– Конечно, дорогой Андрей Федорович, – явно обрадовался такому замечательному почину Долгоруков. – Об этом и речи быть не может!

После приобретения этюда они пили чай с вареньем и баранками и разговаривали о погоде. Супруга Лихачева была мила и как-то показушно не сводила глаз с мужа, всем своим видом выказывая, что боготворит его и определенно счастлива.

– Знаете, а я ведь написал письмо великому князю, – наконец произнес ожидаемую Севой фразу Андрей Федорович.

– И что? – спросил Долгоруков.

– И теперь ожидаю ответ…

– Ах, вот как!

– Он написал мне, что посетит меня, – горя очами, сказал Лихачев. – И непременно купит картину!

– Рад. Искренне рад за вас, – поддержал восторг Лихачева Всеволод Аркадьевич. – А великий князь не сказал вам, в какое время он нанесет вам визит: когда Его Высочество будет ехать на открытие выставки в Екатеринбурге или когда он будет возвращаться с нее? – как бы между прочим поинтересовался он.

– Не сказал, – ответил собиратель старины. – Да это и не важно…

– Конечно, не важно, – раздумчиво согласился Долгоруков. Ведь более ничего не оставалось.

И вот теперь, в канун приезда великого князя в Казань, оставалось только гадать, сейчас он будет покупать картину у Лихачева или по возвращении с выставки. Но гадать, милостивые государи, дело неблагодарное. А иногда – и вредное.

Глава 14. Первый визит их высочеств, или Слава богу

«Самолетовская» пристань на Волге была заполнена флагами, зеленью и цветами. Костюмы женщин, яркие и пестрые, смешивались с ветвями и гирляндами, составляя, ежели смотреть с реки на берег, одно радужное живописное пятно. Но главное – пристань пароходного общества «Самолет» была настолько полна людьми, что яблоку буквально было некуда упасть. Уже и полицианты теснили народ, дабы не напирал, и жандармы выставили живой кордон, а публика, желающая поприветствовать прибытие великих князей в Казань, все прибывала и прибывала.

Городской голова Лебедев стоял рядом с вице-губернатором Хитрово и корпусным командиром генералом Шатиловым и вот-вот готов был принять из рук секретаря Постникова свежеиспеченный каравай хлеба с серебряной солонкой, дабы с поклоном вручить его председателю Государственного Совета империи.

Наконец, в поле зрения встречающих показались два парохода. Первым шел «Ярославль», на котором ехали Их Высочества великие князья Михаил Николаевич и Сергей Михайлович, вторым – «Межень», на коем плыли сопровождающие высоких путешественников лица, в том числе и губернатор Андриевский, встретивший великих князей в Козмодемьянске.

В восемь тридцать утра оба парохода под нескончаемые крики «ура» причалили к пристани.

– Давай, давай, давай, – нервически произнес городской голова Лебедев, вполоборота повернув голову к секретарю и не сводя взгляда с пароходов.

Постников так же нервически передал ему хлеб-соль, и когда великие князья только-только ступили на берег, Лебедев подлетел к ним и протянул каравай с солью.

– Хлеб да соль вам, Ваше Высочество Михаил Николаевич, – с поклоном произнес он.

Великий князь-старший кивнул и отщипнул кусочек от каравая, макнув его в соль.

– Хлеб да соль вам, Ваше Высочество Сергей Михайлович, – с поклоном произнес городской голова, всем корпусом повернувшись к великому князю-младшему.

Сергей Михайлович улыбнулся и проделал те же действия, что и его отец.

– Ура-а-а, – полетело над пристанью, когда великие князья вкусили хлеба-соли.

А затем Михаил Николаевич принялся милостиво беседовать с представленными ему вице-губернатором Хитрово предводителями уездного дворянства и прочей губернской и городской верхушкой.

Сева Долгоруков тоже был на пристани. Кричал вместе со всеми «ура» и во все глаза смотрел на высокого худощавого господина в армейской фуражке и дворницкой бороде лопатой, – председателя Государственного Совета Российской империи. Он был уже спокоен: приготовления на пароходах говорили о том, что остановка в Казани будет кратковременной, и скоро оба высоких путешественника поплывут дальше.

Так оно и произошло. Великие князья, пообщавшись с губернской и городской верхушкой, сделали народу ручкой и отбыли под восторженные клики народа от «самолетовской» пристани, держа путь на Чистополь.

* * *

– Ну, слава богу, – разом выдохнули Огонь-Догановский и Давыдовский, дожидающиеся Севу у него дома. – Отбыли, значит, великий князюшка с сынком. Что ж, какое-то время у нас снова есть.

– Когда намечено открытие выставки? – спросил Долгорукова Павел Иванович.

– Четырнадцатого июня, – ответил Сева.

– Стало быть, пара недель имеется, – облегченно произнес Огонь-Догановский.

– Удивляюсь я вашему спокойствию, – сказал Долгоруков. – Времени осталось две недели, а надо еще подменить картину. Для чего ее надобно еще заполучить. А от Африканыча же ни слуху ни духу…