Аферист Его Высочества

Супруга собирателя древностей тоже имела на своем лице выражение несказанной радости. Рядком выстроились дети Лихачевых, присмиревшие при виде столь богато и нарядно выряженных больших дядей с андреевскими лентами через плечо.

Вначале Андрей Федорович показал великим князьям свои коллекции монет.

– Их у меня около двадцати пяти тысяч единиц, – говорил собиратель старины, подводя великих князей к своим стендам. – Вот монеты Великой Булгарии, вот золотоордынские, вот греческие, римские, персидские…

Их Высочества кивали и шли дальше.

– Вот моя античная коллекция, вот египетская. А вот, – Андрей Федорович с гордостью указал на краснофигурный кубок, – апулийский кратер четвертого века до Рождества Христова. Таких экземпляров насчитывается всего четыре во всем мире…

– Четыре? – делано изумляясь, переспросил великий князь Михаил Николаевич, коему уже не терпелось увидеть коллекцию картин работы старинных мастеров, в частности же, «Карла Пятого» кисти знаменитого Тициана.

– Да, четыре, – подтвердил Лихачев, невольно вздернув подбородок.

Прошли в библиотеку, считавшуюся лучшей в Казани. Это великому князю негромко сказал губернатор Андриевский. Посмотрели древние фолианты, коих касались руки людей, с полтысячи лет назад умерших, что невольно будоражило воображение и внушало уважительный трепет.

Наконец прошли в кабинет Лихачева. И замерли. Со стен кабинета на Их Высочества и казанского губернатора осуждающе смотрела одна из «Мадонн» севильского живописца Эстебано Бартоломео Мурильо в бордовом бархатном платье, смуглая, с четко выписанными чертами андалузского лица. Голенький Младенец, что она держала на руках, тоже смотрел на присутствующих в кабинете, но уже не осуждающе, а недвусмысленно строго. Вторая «Мадонна» Эстебано Мурильо, возведя глаза к небу, не обращала никакого внимания на вошедших, равно как и голый Младенец, намеренный вот-вот приложиться к материнской груди.

Никакого внимания на высоких путешественников из российского царствующего дома не обратили полуголые охотники с полотна гения барокко – фламандца Питера Пауля Рубенса, занятые забиванием огромного и страшного своей мощью вепря.

«Мадонна» с полотна знаменитого флорентийца Доменико Пулиго, занятая Сыном, тоже ничуть не заинтересовалась Их Императорскими Высочествами, а «Служанка» великого голландца Рембрандта Харменса ван Рейна смотрелась до того усталой и изможденной, что просто сидела, тупо уставившись в пол.

«Ассунта» знаменитого итальянца Тициана была знакома великому князю Михаилу Федоровичу. Он имел счастье лицезреть не только фрагменты семиметрового алтаря и его наброски, но и самое огромное полотно, названное мастером «Вознесение Марии». Поэтому, скользнув по ней взглядом, он остановил свое внимание на тициановском «Портрете Карла V». Он был замечателен. И насколько мог судить сам Михаил Николаевич, несомненно, принадлежал кисти Тициана.

– Как вы находите эту картину? – спросил Лихачев, уже мало сомневаясь в том, что портрет будет приобретен великим князем. – Правда, она восхитительна?

– Правда, – совершенно искренне ответил Михаил Николаевич.

– А вы? – поинтересовался счастливый собиратель древностей у Сергея Михайловича. – Как вы, Ваше Императорское Высочество, находите это полотно?

– Просто нет слов, – ответил Его Высочество и сын председателя Государственного Совета.

– Что ж, – обратился Михаил Николаевич к Лихачеву: – Давайте совершим сделку.

Он обернулся к своему адъютанту, и тот передал великому князю саквояж, похожий на докторский, только лучшей выделки и качества.

– Вот, примите. Здесь сто восемьдесят тысяч, – просто сказал Михаил Николаевич.

– Благодарю вас, – ответил Лихачев и самолично снял со стены «Карла Пятого». – Примите, – добавил он, – эту замечательную картину великого художника и пожелайте от меня Ее Высочеству Ольге Федоровне счастливых именин и долгих-долгих лет жизни.

– Благодарю вас, непременно, – изрек великий князь Михаил Николаевич и, весело глянув на саквояж с деньгами в руках собирателя древностей, игриво спросил: – Пересчитывать не будете?

– Помилуйте, Ваше Императорское Высочество, – даже как-то смутился Лихачев. – Вы, верно, шутите?

– Да, шучу, – улыбнулся Михаил Николаевич. И, обернувшись к сыну, произнес: – Ну что, Сергей Михайлович, надо полагать, нам пора?

– Пора, Ваше Высочество, – ответил великий князь.

– Ну, тогда пошли.

Оба Их Высочества пожали руку Андрею Федоровичу и покинули его дом.

Через двадцать пять минут – можно было и ранее, да толпы народа, высыпавшие на улицы, дабы поприветствовать высоких путешественников, мешали продвижению экипажа – великие князья прибыли на пристань. Берег Волги был усыпан жителями города версты на две. Простившись с властями губернии и города и отвечая вежливыми поклонами на приветственные клики народа, Их Императорские Высочества Михаил Николаевич и Сергей Михайлович взошли на пароход. На «Ярославле» тотчас был поднят великокняжеский штандарт, военный оркестр на берегу грянул марш, и пароход, вспенив воду вокруг себя, развернулся и отчалил, взяв курс на Нижний Новгород. Когда затихли клики народа, провожающего высоких путешественников, Михаил Николаевич зашел в свою каюту и велел принести картину. Какое-то время он смотрел на горделивое выражение лица императора Карла Пятого, взгляд которого, не знающий сомнений, был устремлен в только ему видимую даль, а потом улыбка осветила его лицо.

Как возрадуется Олюшка, получив такой подарок! И как будет счастлив он, глядя на то, как радуется она. Вот что самое главное в жизни: быть счастливым оттого, что счастлив родной тебе человек, дороже которого нет никого на всем свете. Это счастье – высшее. А иного и не надобно…

Улыбался и собиратель старины Андрей Федорович Лихачев, осчастливленный теперь уже реальной возможностью открыть в городе публичный общедоступный музей, который будет носить его имя. Ведь это – вхождение в историю, имя которой – вечность. А еще это – бессмертие, ибо жив человек, когда помнят о нем и о делах его…

Следом за «Ярославлем» и «Меженем» отошел от причала и одноярусный пассажирский пароход «Императрица Елисавета». Он тоже держал путь в Нижний Новгород, и на палубе его стоял и смотрел в только ему видимую даль (как и император Карл Пятый) бывший «червонный валет», а ныне главарь казанской шайки мошенников и аферистов Всеволод Аркадьевич Долгоруков (не князь). В руках у него находился тубус, то бишь футляр из бристольского картона, в котором лежала, свернутая в трубу, картина Тициана «Портрет Карла V». Подлинник, как полагал Долгоруков…

Глава 21. Атрибуционистами не рождаются, или Весьма неотложное дело

«Императрица Елисавета» пришла в Нижний Новгород 25 июня около трех часов пополудни и пришвартовалась на казенной пристани около плашкоутного моста. Сева вышел и узнал, что «Ярославль» с великими князьями получасом ранее проследовал в Сормовский затон, где и собрались все высшие должностные чины Нижегородской губернии и города. Здесь, в Нижнем, на пристани топталась в ожидании встречи высоких путешественников лишь чернь да мелкая чиновная сошка. Долгоруков тоже принял выжидательную позицию, стараясь по мере возможности выяснить, что намерены посетить великие князья в городе. Но узнал лишь, что Михаил Николаевич и Сергей Михайлович обязательно посетят новый, освященный шесть лет назад Александро-Невский собор на «Стрелке», то бишь при слиянии Оки с Волгою, да отобедают в Коммерческом клубе.