Афганский рубеж 3

Рисково. Реактивные снаряды упали рядом с дувалами в кишлаке.

— 271й, я 303й. Высаживайте чуть дальше кишлака, — сказал Юрис Абрамову.

Вижу, как с одного из склонов начал работать ДШК. Ещё немного и он заденет вертолёт Юриса, когда он будет выходить из разворота.

— 302й, работаю по северному склону. Вижу пулемёт, — доложил я.

Ручку отклонил на себя, выполняю разворот и тут же пикирую на противника. Цель передо мной.

— 302й, атака! — громко произнёс я, нажимая на кнопку пуска.

Отдача пушки мощная. Чувствую, что вертолёт начинает водить из стороны в сторону. Удержать получается. Иначе бы так точно не попал.

Ещё один мощный взрыв. Отклонил ручку влево и ухожу из эпицентра. Не хватало ещё и под осколки попасть.

— Командир, справа.

— Понял, — отвечаю я на подсказку Кеши.

Ещё залп и вновь уничтожена машина. Много тут транспорта!

— Вас понял! — прозвучал в эфире серьёзный голос Абрамова. — Высадка отменяется! Отмена, отмена! Разворот на обратный.

Тут-то что произошло?! Почему отбой?

— 303й, отрабатывай и уходим. Нашего пассажира нашли, — ещё раз вышел в эфир комэска.

В душе как-то потеплело. Не зря значит выполнили несколько ложных посадок. Во время одной из них и вылезла группа из вертолёта.

— 271й, живой? — спросил я, но Абрамов сразу не ответил.

Прошло время, прежде чем в эфире прозвучал печальный голос Вадима Петровича.

— Нашли. Не успели, мужики…

Да как же так?! Столько сил задействовали и коту под хвост? И как определили, что Ваня мёртв?

Тут же я заметил, как мой ведущий резко выполнил разворот и направился к кишлаку.

— 303й, на боевом. Цель вижу.

Юрис выполнил горку и начал пикирование. Похоже, что он будет атаковать самостоятельно и по мирному объекту. Будто бы мстит!

— Саныч, по кишлаку атакует. Надо его тормозить! — громко сказал Кеша.

Да как тут его затормозить?!

— 303й, передали на базу уходить, — вышел я в эфир, но никакой реакции.

С земли уже никто не стреляет. Вокруг кишлака горят разбитые машины, отбрасывая чёрный дым в сторону домов. Если сейчас Юрис выполнит атаку, неизвестно какие будут жертвы.

— Внимание, атака! — произнёс Залитис.

И тут же от Ми-24 командира звена к цели направились несколько снарядов С-8. В кишлаке прозвучали взрывы. Дым моментально поднялся над крышами домов, а Юрис резко ушёл в сторону.

В воздухе ещё не рассеялся спутный след от выпущенных реактивных снарядов, но на земле уже был виден пожар.

— 303й, ты чего? — запросил я в эфир, но Залитис не ответил.

Неужели настолько сильно месть его поглотила, что он выступил в роли палача?

Возврат на аэродром проходил в полном молчании. В смерть нашего товарища не хотелось верить. Кровь бурлила в венах от злости. Зачем вообще тогда нужно было организовывать столь сложную и многоходовую операцию?

— Я не могу понять, почему духи пошли на такой шаг, — высказал я свою мысль по внутренней связи.

Мои слова были услышаны Иннокентием. Он же сделал вывод наиболее кратко.

— Мы опять обосрались, — произнёс Кеша.

Представляю, как его сейчас коробит. Да меня самого разрывает от непреодолимого желания наказать приспешников Масуда за наших пацанов. В груди такое ощущение, что разгорелся маленький огонь. От этого во рту ещё сильнее пересохло. Но тяги к воде не было от слова «вообще».

Кеша ещё пару раз пытался что-то начать говорить и замолкал при первом же слове.

— Иннокентий, выговорись уже, — сказал я после того, как Петров вновь не смог начать фразу и ограничился нажатием на кнопку переговорного устройства.

— Почему мы раньше не полетели? Если бы не ждали этого афганца, вылетели вовремя. Авось успели бы, — расстроенно произнёс мой лётчик-оператор по внутренней связи.

— В нашем деле «авось» граничит с безответственностью. На него надеяться, согласно старой русской традиции, не стоит.

Кеша взял паузу, а потом решил высказаться более резко.

— Саныч, ты меня извини, но чего мы не лупанули по кишлаку, как это сделал Юрис? — уточнил Иннокентий.

— Ты ведь сам возмутился, когда увидел заход на цель Юриса, — напомнил я Иннокентию о его желании остановить Залитиса.

— Возмутился. А сейчас думаю, что смог бы нажать на кнопку и все блоки расстрелять по этим дувалам за Ваню. Да… за каждого советского солдата!

Вдали показался аэродром, и надо было готовиться выполнить заход на посадку.

— Вправо отворачиваем. Скорость 180, — произнёс в эфир Юрис.

Медленно повернул вертолёт, чтобы выйти в район разворота на посадочный курс. Скорость прибрали до указанного значения.

— Саныч, так что насчёт кишлака? Почему мы не отстрелялись?

Кеша очень ждал ответ на данный вопрос, так что придётся сказать всё, как я думаю.

— Ты предлагаешь лупануть. Как именно? Прям ва-банк. На все деньги, как говорится? Залпом и, чтоб весь мир в труху? — уточнил я.

— А чего их жалеть? Нас никто не жалеет! Стреляют, травят, головы режут пацанам…

— И ты тоже предлагаешь также делать? С женщинами и детьми, которые прятались в тех самых домах?

Кеша замолчал, а я сам же и задумался над своим вопросом. На войне очень легко потерять рассудок и тяжело сохранять холодную голову.

Ми-8е нас обогнали и стали заходить первыми. Это и понятно. На земле их уже ждут, чтобы забрать тело Васюлевича.

Ваня в Афганистане практически всегда летал моим ведомым и оставался цел. Особенно в «мясорубке» у высоты 799. И снова мне не верится в его гибель.

— Саныч, ты чего молчишь? — спросил у меня Кеша, когда мы выполнили разворот на посадочный курс и приступили к снижению.

— Мы посадку выполняем. Все разговоры потом.

Подошли к полосе. Аккуратно зависли и приземлились на бетонную поверхность. Вертолёты с разведчиками уже рулили по магистральной в район нашей стоянки.

Мне хотелось побыстрее оказаться на стоянке, чтоб встретить Ваню. Пока вертолёт Юриса разворачивался впереди нас, я срулил с полосы раньше него.

— 302й, не торопись, — сказал он мне.