Афганский рубеж 4
Шрифт:
Она быстро определила медсестёр к разведчикам, а сама продолжила идти в мою сторону. Всех наиболее тяжёлых пациентов оставили в Кандагаре.
У тех парней из группы Саламова, что прилетели на базу, были небольшие ушибы и царапины. Их встречали сослуживцы из отряда специального назначения. Рашид уже докладывал командиру о результатах рейда, а с остальными уже работали медсёстры.
– Виталий Иванович, вам не надо в штаб? – спросил Римаков и Казанов молча кивнул.
– Максим Евгеньевич, меня быстро обработают, и всё. Дальше свободен.
– Не стоит. Мы сейчас ещё
Только двое «комитетчиков» отошли в сторону, как подскочила ко мне Антонина. И если быть до конца честным, я был ей рад.
– Саша, ну я же просила быть аккуратнее. Посмотри на себя. Форма грязная, в крови. Ещё и не в твоей небось… – продолжила причитать Тося, осматривая меня.
Не могла найти другого места для обследования. Вызвала бы к себе и там бы я хоть до пояса разделся. Авось и на чай «нарвался» заодно.
– Антонина, всё нормально…
– Нормально, это когда ты дома с женой. На даче работаешь. Картошку копаешь, травку пропалываешь. А ещё нормально, это когда ты на своём вертолёте прилетаешь домой, а не в грузовой кабине с группой эвакуации. Специально рисковал?
Ну вот опять начала! Как будто нравоучения от старушки слушаю. Надо что-нибудь ей сказать такое, чтобы она сильно задумалась.
– С точки зрения банальной эрудиции, в аспекте призматической парадоксальности, цинизм твоих слов ассоциируется мистификацией парадоксальных иллюзий, – сказал я с видом настоящего учёного.
Стопроцентное попадание! Тося после услышанного чуть не выронила медицинскую сумку. Ещё несколько секунд она пыталась понять сказанное.
– Ты… эт самое… ну я поняла, что по-другому было нельзя, – ответила Тося и, забрав сумку, развернулась в сторону медицинского пункта.
Не сказать, что у неё было расстроенное лицо. Всё же, она хотела мне помочь.
Тося отошла на пару шагов и повернулась ко мне.
– Саш, давай чай попьём. Ты ведь сам говорил, что мы же не чужие друг другу люди, – предложила Тося.
– Не возражаю, – ответил я и Антонина обозначила мне время прибытия в медицинский пункт.
Видно, что моё согласие её немного обрадовало. Тося развернулась и зашагала к модулю, где было её рабочее место. Ну и конечно же, она не могла не покрутить бёдрами в этот момент.
В моей комнате уже шёл обыск, так что добраться до своих вещей сразу не получилось. Приведя себя в порядок, я прилёг и уснул.
На чай к Антонине я в этот день не попал. Не получилось и на следующий. Более того, мне постоянно нужно было находиться на расстоянии вызова в кабинет особистов или на разговор с Казановым или Римаковым. Чаще всего вызывали сотрудники особого отдела.
Работа шла крайне серьёзная. Приезжали важные люди и с Кабула, и с Москвы. Такой инцидент пройти бесследно не мог.
Спустя неделю меня наконец-то вызвали к себе Максим Евгеньевич и Виталий Иванович. Если быть более точным, мне было указанно прибыть в кабинет командира отдельной вертолётной эскадрильи.
Войдя в штаб, я встретился с лейтенантом Саламовым. Рашид меня
крепко обнял, будто старого друга.– На беседу? – спросил он.
– Да. Уже как на работу хожу общаться.
– Это хорошо. Мы так и не пообщались после нашего возвращения. И не отметили этот момент, – улыбнулся Саламов, щёлкая себя пальцами по сонной артерии.
Мы в течение пары минут пообщались и разошлись. Заставлять ждать кураторов не стоит.
Постучавшись в дверь кабинета, я получил разрешение войти. Зайдя в помещение и закрыв за собой дверь, быстро осмотрелся.
Всё как и всегда при таких вызовах. Один сидит за столом, второй – в стороне и контролирует меня сбоку.
Было единственное и очень серьёзное отличие – не работал кондиционер. А в июне в Лашкаргахе это почти гарантирует, что в помещениях будет парилка. Я с первого шага почувствовал, что в кабинете дышать практически нечем.
Максим Евгеньевич махал на себя тетрадью. Рубашку он расстегнул почти до пупка, показывая густую растительность волос на груди.
Виталий Иванович был более стойким. Он спокойно сидел у стены и медленно истекал потом, держа в руках только платок.
– Кондиционер сломан, так что будем терпеть, Сан Саныч, – тяжело произнёс Римаков и показал на стул.
Как только сел, сразу почувствовал, что предыдущий гость здесь тоже потел изрядно. Задница моментально намокла от влажной поверхности сидушки.
– Как видите, нам тоже несладко во время допроса, – улыбнулся Максим Евгеньевич, достав из портфеля папку.
Как-то уж очень знакомы мне цифры, которыми она подписана. Где-то уже фигурировало число «880».
Память сработала моментально. Именно эта папка была при Максиме Евгеньевиче в первый день нашего знакомства.
– Давайте к делу. Ситуация сложная. Нам с Виталием Ивановичем дали много серьёзных пи… письменных рекомендаций. Всё я зачитывать не буду, но хочу показать вам одну газету.
Виталий вытащил из портфеля свёрнутый экземпляр печатного издания. Это была пакистанская газета «Дэйли Джанг». Печатный язык у неё – урду, так что я ничего здесь не смог разобрать.
А вот узнать на первой полосе Евича получилось без проблем. Видимо, уже дал интервью зарубежному изданию.
– Скотина. Даже не понимая, что он тут наговорил, хороших слов не было однозначно, – предположил я.
– Сказал он много, но ничего оригинального. В ЦРУ как будто только одну речь придумали и перебежчикам суют, – ответил Виталий и положил сверху ещё одну газету.
Это уже была официальная газета Пакистана «Рассвет». Тут уже интервью было на английском. Я напряг все извилины и быстро пробежался по тексту.
– «Я принял это решение в связи с недовольством этой страной. Я был лучшим пилотом-испытателем вертолётов в СССР. Но с молодых лет я понял – идеи коммунизма и социализма бред. Они губительны для человечества. Я обнаружил, что эти идеи служили только партийной номенклатуре, а простой народ так и остался рабами. Но в западной культуре я увидел свободу от этого рабства. Цветущий сад по сравнению с заросшим сорняками полем…». Меня выворачивает от него, – сказал я, отложив газету.