Афганский рубеж

— Хорошо. Я подскажу, где нам удобнее будет, — спросил Сопин.

Как только все детали обсудили, стали занимать места в кабинах.

Одновременно начали запускаться. Тишину, которая была в этот вечер на аэродроме, наполнили звуки свиста наших винтов. Как только все были готовы выруливать, заняли полосу, а Димон приготовился запросить разрешение на вылет.

— Командир, пассажиры просят в эфир много не говорить, — вышел по внутренней связи Карим.

Конспирация — это хорошо. Вот только надо было бы раньше об этом сказать. Нам нужно в группе вести радиообмен. Не одни же летим. Придётся в следующий раз более тщательно готовится с Сопиным.

— Понял, — недовольно сказал Димон.

Однако разрешение на взлёт всё же запросил. Иначе как дать команду прикрывающей паре.

— Внимание! Группе взлёт! — сказал Батыров и оторвал вертолёт от полосы.

Выполнили контрольное висение. Вертолёт ведёт себя спокойно, несмотря на 15 человек на борту, не считая экипажа.

— Разгон… прибор 180, — выдал информацию в эфир Батыров.

Начали разгоняться. Справа Ми-24 так и норовит выскочить вперёд. Держим высоту не выше 30 метров.

Через 10 минут уже показался впереди и вход в ущелье. Рядом населённый пункт Джабаль-Уссарадж, куда мы иногда тоже летаем с грузами.

— Курс 50, — доложил я.

Начали группой отворот вправо, уходя от дороги на Саланг. Горы всё ближе, а заснеженные вершины всё выше. Самое запоминающееся — красный оттенок хребта Гиндукуш.

Слева ещё одна река — Андараб. Выглядит тонкой голубой линией на зелёном фоне. Глинобитные жилые и хозяйственные постройки были разбросаны в произвольном порядке по всей ближайшей окрестности, хаотично заполняя собой всю зелёную зону одноимённой долины.

Спустя какое-то время показался и нужный нам поворот для входа в Панджшер. Горный перевал здесь на высоте 2400. Рядом большое каменистое плато.

— Говорят, садиться здесь. Дальше сами пойдут, — подсказал Карим.

— 355й, прикрывайте, сажусь, — вышел в эфир Димон.

— Понял. Пошли в набор, — ответил ведущий Ми-24.

Пара «крокодилов» ушла вперёд нас и начала расходится в стороны.

Через минуту, они доложили, что вокруг всё спокойно и Батыров начал строить заход на посадку.

Тяжело заходит командир. Со всех сторон склоны гор, ветер постоянно меняется. Плюс потоки, восходящие с проходом горных выступов то, подбрасывают, то проваливают вертолёт. Ощущение, что садимся в «колодец».

— Сложно, — сказал Батыров, вспотевший уже изрядно.

— Обороты 95, высота 50, — доложил я и начал ему помогать.

Далее за высотой начал следить Сабитович. Площадка меньше, чем та с которой мы забирали лётчика МиГ-21. Попасть сложнее.

Вертолёт болтает, но в пределах разумного. Запас расстояния до склонов достаточный.

— Высота 10… 5… 3, препятствия отсутствуют, — докладывает Карим и выходит в грузовую кабину, чтобы выпустить группу.

Касание и Батыров опускает рычаг шаг-газ. Тут же начали выпрыгивать бойцы. Они распределяются вокруг вертолёта и начинают контролировать всё вокруг. Над нами кружат Ми-24, осматривая местность с воздуха.

Сопин подошёл к блистеру Батырова, пару раз постучал и показал большой палец.

Начали взлетать, а вертолёту очень тяжело. Будто нас нагрузили, а не разгрузили. С трудом, но вышли из этого «колодца». Разворот на обратный курс, а внизу с трудом можно разглядеть высаженных разведчиков.

— Зачем так поздно? — спросил Карим, вернувшийся на своё место.

— Пешком только ночью ходят. Даже несмотря на то, что замаскировались под местных, — ответил я.

Садились в Баграме уже ночью. Енотаев встречал нас на стоянке. Хмурый, уставший и еле сдерживающий зевоту.

— Живы? — спросил он, когда мы вылезли из вертолёта и подошли к нему.

— Странный вопрос, командир, — ответил я.

— Ничего странного. Идите отдыхать.

— Что-то не так? — уточнил я, закидывая бронежилет на спину.

Комэска махнул рукой и пошёл по стоянке, смотря себе под ноги. Переживает за что-то.

Могу его понять. Скоро всей эскадрилье предстоит много опасной работы. Конечно, ему не хочется больше терять людей, как это было в Махмудраки.

Утром нам предстояло вылететь в тот же район на разведку, но задачу отбили. Зато, нам поручили забрать из Кабула личный состав, прибывший для работы в столовой и обустройству магазина Военторга.

На стоянке мы долго ждали, пока к нам прибудут пассажиры. Больше всех извёлся Димон, который торопился в Баграм. Он собрался начать «производство» собственного напитка из верблюжьей колючки.

— Да успеем, командир. Ты лучше ляг, отдохни. А можешь вообще на обратный путь Саню напрячь лететь, — говорил Карим, лёжа на парашютах, которые были приготовлены для пассажиров.

Батыров продолжал нервничать, но тут к нам в грузовую кабину заглянули неожиданные гости.

— Мальчики, а это на Баграм? — спросила девушка, одетая в лёгкое белое платье.

Тут же Карим приободрился, встал, и чуть было не вошёл головой в потолок.

— Да. А что у вас? — спросил Димон.

— Мы с Военторга. Нам надо в Баграм.

— Так мы вас и ждём. Заходите, — сказал я.

На борт поднялась одна девушка, а за ней и вторая. Обе молодые, с ярким маникюром и прелестными ножками. Ещё и на каблуках. Молодцы! Так и надо на войну приезжать.

Батыров ушёл в кабину экипажа, а Карим пошёл на улицу.

— Товарищ лётчик, а правда, что если на борту откажет что-то, вы выпрыгиваете, а пассажиры остаются? — испуганными глазами посмотрела на меня одна девушка, одетая в белую футболку и светлую юбку.

Ну не могу я пройти мимо и не помочь дамам!

— Лейтенант Клюковкин, что… что вы делаете?! — возмутился Батыров.

В это время я использовал всё своё служебное положение и аккуратно надевал на первую девушку парашют.

— Товарищ командир, я обеспечиваю личный состав парашютами и провожу инструктаж по вынужденному покиданию.

Естественно, что Димон решил воспользоваться и своим служебным положением тоже. Вышел из кабины и подошёл ко мне сзади, пока я поправлял лямки парашюта на девушке.

— Сань, может, пока карты расчертишь? — шепнул он мне на ухо.