Африканский дневник
Шрифт:
Коричневатое и туманное солнце упало за земли; от этих земель простирается томная, золотокарая муть; солнце – скрылось; заря – не зажглась; но повсюду возникли пространства каких-то беззорных свечений, в египетских сумерках мы; налетает от берега шквал, пропестрела рябая вода; и – опять успокоилась; движется прямо на нас тупоносый баркас (это – уголь); «Arcadia» тотчас же будет грузиться; свистя, подлетает моторная лодка: то – высланный с берега лоцман.
«Arcadia» движется медленно; красные куклы танцуют в воде, образуя один нескончаемый ряд к Порт-Саиду; и – отмечающий: место форватра; спереди видим морганье кровавых, зелененьких глазок; а с правого боку уже тянется каменный мол; и, как кажется, бронзовый памятник инженеру Лессепсу, медлительно выросши, – справа проходит.
Мы –
Опросы: осмотр документов чиновником, вышедшим быстро из лодки; и вот – мы свободны: качаемся к берегу в лодке; в воде расплескалась арабская письменность; как серебристы зигзаги!
Огромный баркас, нагруженный до верху чудовищной угольной глыбой, причалил к «Arcadia»; он освещен факелами; теперь бриллиантовый берег вплотную охватит объятьями синяя, синяя ночь.
Порт-Саид
Лаем кидаются порты Египта на вас; подплываете к берегу; бронзовый рой голоногих носильщиков с берега лает на вас.
Уже лодка причалила: выхвачен зонтик, которым махает теперь темный дьявол; порт-плэд жадно вырван вторым темным дьяволом; третий, четвертый помчались в толпу, увлекая порт-плэд.
Так четыре уносят ручной ваш багаж, а четыре других ухватились за край сундука; третья злая четверка, обстав, поощряет пинками. На ваш негодующий выкрик:
– «Оставьте в покое меня: не толкайтесь!» – вы слышите вопли на всех языках, что сохранность вещей драгоценней персоны высокого гостя.
Двенадцать коричневых дьяволов, бьющих, влекущих и прущих: средь толока бьющих кого-то коричневых дьяволов: ваши картонки запрыгали вправо; вы – прыгнули влево; крикнул в темносиней одежде, в абассии, в темной круглеющей шапочке что-то кричит впереди; и – готова коляска в отэль; там лежат неизвестные вещи: их спутали с вашими; дьяволы дружно клянутся, что вещи принадлежат той миссис, что приехала с пароходом (не вашим); что вещи поехали вместе с миссис. Протестуете вы: до миссис вам нет дела, а вещи потеряны; перекричали вас глотки; перемахали вас руки; вы сжаты кольцом обступивших феллахов; они, выгнув руки египетским жестом, как гаркнут:
– «Бакшиш»!
Если вещи потеряны, – что до того! Потеряли вы голову; чтоб отвязаться от лезущей стаи бросаете горсть прозвеневших монет; и монеты летят к вам обратно; и хор разобиженных глоток кричит, что вы – грабите бедных феллахов, вас встретивших; снова протянуты руки:
– «Бакшиш»!
И вы платите впятеро более таксы; вот если бы крикнуть:
– «Емши!» [75] – разбежались бы дьяволы.
Между «емши» и «бакшиш» жизнь феллаха течет под девизами третьего слова:
75
К черту.
– «Мафиш!» [76]
Это слово знакомо нам русским: «авось». – От «мафиш» распадается дом; блохи, вши заедают фаллаха, чума нападает: она – постоянна.
Весь гам создается, чтобы вас запугать, снявши голову с плеч, откупиться «бакшишем». Тогда-то вот выступит ласково чистая фесочка, – в смокинге; и, обдавая сплошным чесноком, она скажет на чистом французском наречии:
– «На десять дней, я к услугам; я с вами повсюду».
76
Наплевать, как-нибудь.
– «Вы будете ежедневно заказывать, prince, по экскурсии: муллы, верблюды, ослы и палатки – достану…»
– «Увидите вы…»
– «Серапсум, Гизех, пирамиды Меридского озера…»
– «Тысячу франков!»
– «Я еду за вами в Каир? Решено?»
Вы – в опасности; лучше отдаться толпе голосящих феллахов и лучше платить в десять раз против таксы, чем раз согласиться на феску. Готов согласиться; но Ася
толкает меня больно в бок:– «Погоди!»
– «Оставь!»
– «Брось!»
Мы с вещами миссис покатили по уличкам средь электрических россыпей в яркой безвкусице домиков; вот и отэль: выбегает чистейшая феска, а злая миссис ожидает в передней.
– «Где вещи?»
– «Вот».
Вижу в передней – порт-плэд, чемодан: наши вещи.
Три месяца жили в Тунисе мы; я освоился с нравами белых тунисских арабов: феллах не тунисец.
Нам встали огромные трудности при размене монет. Здесь монета не кратна с монетой турецкой, ни даже – с английской; двухпьястровые монетки (двугривенные) принимались за малые пьястры [77] ; за пьястр я платил пятью пьястрами; фунт египетский чуть-чуть более, чем английский; египетский пьястр чуть-чуть более, чем тунисский; здесь все отношения дробны; и вы на дробях всюду терпите; каждый размен есть потеря; меняете фунты: в египетских фунтах отдают ровно столько же; стало быть, вы потеряли; египетский фунт отдаете на франки и доллары: снова теряете; доллар вы вновь отдаете за пьястры (с потерей); а вместо египетских пьястров приходят турецкие пьястры (теряете); всюду еще в размен вычитывают процент; все устроено так, чтобы чаще менять; каждый шаг есть размен; два египетских фунта обходятся в три с лишним фунта.
77
Пять миллионов.
Не выспались: было и душно и знойно; здесь нечего делать; – спешили в Каир.
Экипаж нас уносит по скучным желтеющим уличкам; тонет в песках городок; он украшен фигурой Лессепса на моле, украшен букетом наречий, куда юг Европы, Азия, Африка, даже Австралия шлют проходимцев; на улицах часты: немецкая, итальянская, греческая, турецкая, арабская и китайская речь; и блуждает, ленясь, полосатый сириец, зажавши веревкой с боков капюшон, и блуждает пернатая дама (в атласных перчатках до локтя); навстречу несется толпа итальянцев; проходит сухой абиссинец, в круглеющей шапочке, вздернув бородку, которая – клинушком; засеменит, выгнув ноги дугой, жесткокосый китаец с тюками; бросает робеющий взгляд беспокойными глазками; из закоулка бежит в закоулок; просунется странный тюрбан (в нем арабского мало): то – индус, попавший сюда с малабарского берега.
Здания плоско скучнеют на север, на запад, на юг, и восток парусиной веранд; сбоку виден канал: бок чудовища с грузом из Лондона выперт; он – спрятался; площадь и пыль и какая-то чахлость комочек, и лай: то – вокзал.
Полетели: картонки, тюки; и – забилась с носильщиками компания европейски одетых сирийцев; все в фесках.
Двенадцать чертей обступили:
– «Бакшиш».
Мы – им бросили мзду: но в вагонном окошке подъято двенадцать ладоней.
Еще заплатили.
Один бронзовеющий дьявол все тянется к нам; я – гоню, отбежав, он разинул огромный свой рот, и, – расплакался.
Я, испугавшись жестокости, выбросил несколько пьястров в окошко; сириец, сидевший в вагоне напротив меня, покачал головой:
– «Совершенно напрасно».
В окне показались ладони; но – тронулся поезд.
До Каира
Дома пролетели; песчаные тусклости там заливало пятно белых вод: Мензалех: порт-саидское озеро; издали виделись птицы; и то – пеликаны.
Уже – Кантара: побережная станция; рослые негры в длиннейших верблюжьего цвета пальто, с перетянутой талией в фесках бежали по станции с ружьями: это солдаты-суданцы, наверное жители вади [78] : из вади Хальфы, из вади Шелляль, иль из вади Дебол они взяты; быть может, они поселение Дар-фура, болтающие на языке своем, нубо: в их речи нет боя гортанных; и пела их кучка под окнами поезда «инго-ан-анго» какими-то мягкими звуками в нос; их отцы собирались под знамя Магди.
78
Долина.