After 2

– А я думаю, что смущаешься, – говорю. Он смеется и утыкается носом в мою шею.

– Что за канун Рождества. Ужасно долгий день, – он жалуется, и я соглашаюсь.

– Очень долгий. До сих пор не могу поверить, что моя мать приезжала сюда. Она такая безрассудная.

– Не совсем, – он говорит, и я немного отодвигаюсь, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Что?

– На самом деле, она не такая уж безрассудная. Да, она поступает не совсем правильно, но я не могу винить ее нежелание того, чтобы ты была со мной.

– Что? С каких пор ты на ее стороне? – я обиделась. Я поругалась со своей мамой ради него, ради нас, а сейчас он говорит, что она права.

– Я не сказал, что на ее стороне, но если бы ты была моей дочерью, я бы никогда не позволил тебе быть с кем-то вроде меня.

Я хмурюсь и слезаю с его колен, садясь рядом, на кровать.

– Ну, а я думаю, что она не права. Мы можем перестать о ней говорить, – я скулю.

Вина за все то, что я ей наговорила, всплывает в моем подсознании. За этот день у меня хватило эмоциональных всплесков на целый год. А год уже подходит к концу, не могу поверить.

– Да. О чем бы ты хотела поговорить? – он спрашивает.

– Не знаю... не о ней... давай поговорим о чем-то более хорошем. Например, каким ты можешь быть романтиком, – я улыбаюсь.

– Я не романтик, – он усмехается.

– Да, можешь не сомневаться. Это письмо было в стиле классической литературы, – я дразню.

– Это было не письмо, а записка. Записка, в которой предполагался быть всего один абзац, – он закатывает глаза.

– Конечно, тогда романтическая записка, – я улыбаюсь.

– Не могла бы ты помолчать, – он стонет.

– Сейчас ты опять раздражаешь меня только для того, чтобы я назвала твое имя? – смеюсь.

Он действует слишком быстро, чтобы я смогла отреагировать, Гарри хватает меня за талию и толкает на кровать, нависая надо мной, руками придерживая за бедра.

– Нет, я могу придумать другие способы, чтобы ты назвала мое имя, – он произносит мне на ухо.

Все мое тело обдает жаром всего от нескольких слов Гарри.

– Разве? – я говорю хриплым голосом.

Безликая фигура Натали появляется перед моими глазами, заставляя живот неприятно скрутиться.

– Думаю, мы должны подождать, потому что твоя мама находится в соседней комнате, – я предлагаю.

Отчасти из-за того, что мне нужно больше времени для стабилизирования наших отношений, но а в основном из-за того, что в другой комнате Энн.

– Я бы мог выгнать ее прямо сейчас, – он шутит и слезает с меня, располагаясь рядом.

– Или я бы могла выгнать тебя.

– Я бы не ушел, я больше не уйду. И ты тоже, – уверенность в его голосе заставляет меня улыбнуться.

– Это все, мы разобрались с прошлым и настоящим? – я спрашиваю.

Мы лежим рядом друг с другом, и оба смотрим в потолок.

– Да. Больше никаких тайн и расставаний. Как думаешь, ты сможешь продержаться хотя бы неделю и не уйти от меня?

Я толкаю его в плечо и смеюсь.

– Как думаешь, ты сможешь не раздражать меня хотя бы неделю?

– Нет, предполагаю, что нет, – он отвечает, и я знаю, что он улыбается.

Я поворачиваю голову в сторону и, конечно же, его лицо украшает огромная ухмылка.

– Ты можешь иногда оставаться со мной в общежитии, потому что ехать далеко.

– В общежитии? Ты не живешь в общежитии, твой дом здесь.

– Мы только что сошлись, неужели ты думаешь, что сейчас мне лучше жить здесь?

– Ты остаешься здесь, и это не обсуждается.

– Ты явно в замешательстве, раз говоришь со мной в таком тоне, – я улыбаюсь и приподнимаюсь на локте, чтобы посмотреть на него. – Я не собираюсь жить в общежитии, просто хотела посмотреть на твою реакцию, – признаю.

– Ну, рад видеть, что ты вернулась к своей надоедливости, – он говорит и приподнимается, копируя мое положение.

– Рада, что ты вернулся к своей грубости. После этого романтического письма, я уже начала волноваться, что ты потерял свою изюминку.

– Назовешь меня романтичным еще раз, и я возьму тебя прямо здесь и сейчас, независимо от того, здесь моя мама или нет.

Мои глаза расширяются, и он смеется громче, чем я когда-либо слышала.

– Да я шучу! Ты должна была видеть свое лицо!

Не могу удержаться и смеюсь вместе с ним.

– Думаю, мы не должны смеяться после всего, что сегодня произошло, – он говорит, когда мы прекращаем.

– Может, именно поэтому и должны, – я отвечаю. Это то, что мы всегда делаем: сначала спорим, а потом смеемся.

– Наши отношения такие странные, – он улыбается.

– Да... немного, – они, определенно, похожи на американские горки.

– Но больше так не будет, я обещаю.

– Хорошо, – я наклоняюсь и дарю ему быстрый поцелуй в губы.

Этого не достаточно, впрочем, как всегда. Я еще раз прикасаюсь своими губами к его и на этот раз позволяю себе задержаться. Наши рты приоткрыты, и он проскальзывает своим языком в мой рот. Я сжимаю его волосы в кулак, Гарри притягивает меня ближе к себе, когда ложится на спину, наши языки ласкают друг друга. Независимо от того, насколько испорчены наши отношения, над нами всегда преобладает страсть. Эта страсть просто огромна и невероятна. Я начинаю двигать бедрами, слегка раскачиваясь на нем, и он улыбается сквозь поцелуй.

– Думаю, пока этого достаточно, – он говорит.

Я кладу голову ему на грудь, и он оборачивает руки вокруг меня.

– Надеюсь, завтра все пройдет хорошо, – я говорю после нескольких минут молчания.

Гарри не отвечает, и когда я поднимаю голову, вижу, что его глаза сомкнуты, а губы приоткрыты. Он, наверное, очень устал, как и я. Слезаю с него и проверяю время. Больше десяти вечера. Я стягиваю с него джинсы, стараясь не разбудить и присоединяюсь к нему, ложась в кровать. Завтра Рождество, и я могу только молиться, чтобы завтрашний день прошел лучше, чем сегодняшний.