Агент Иван Жилин

– Я готов к сотрудничеству, – выдавливаю я, ненавидя себя.

Я бы даже в вегетарианцы записался, лишь не впитывать в себя этот жирный наваристый голос…

– А вот развязывать вас пока нельзя, – с явным сочувствием отвечает преступник. – Вы раскроите мне череп, и конец сотрудничеству. Сначала мы – угадайте, что? Изучим ваши рефлексы, чтобы никаких сюрпризов, никаких самосожжений…

На столе появляется плоский чемоданчик. Дон Мигель опытными руками отщелкивает крышку и раскручивает щупы. Сейчас он узнает, что рефлексы у меня в порядке, а потом он узнает, кому я сдал на хранение внеземную машинку желаний, и на этом история прекрасного нового мира прервется. А также история отдельно взятого Жилина. Волновая «отвертка» подпрыгивает от нетерпения в складках пиджака. Выхода нет. А ведь он и Строгова не пощадит, этот культурный маньяк, с ужасом понимаю я, зачем ему свидетель?

– У меня нет выхода, – говорит он, будто мысли мои читает. – Так просто мне из страны не выбраться, наш с вами рыжий дьявол все предусмотрел. Одна надежда на суперслег. Санта-Мария, пошли мне чудо… верни мне суперслег… – С каждым словом он все более и более возбуждается.

«И мне чуда, и мне!» – молю я непонятно кого.

Но почему «верни», отмечаю я краем сознания…

Рука палача внезапно замирает на полпути. Потом роняет щуп и хватается за радиофон. Из капсулы несется экспрессивный бубнеж, громкий, но совершенно неразборчивый, и полковник Ангуло, бессмысленно глядя на привязанное к креслу тело, – на мое, собственно, тело, – неистово шипит:

– Vaya… Как они меня нашли?

А потом он роняет радиофон.

Дверь в комнату – за моей спиной. Я ее не вижу, зато отлично слышу: там, за дверью – топот, короткие вопли, характерные хлопки. И сразу тихо. Спокойный голос просит:

– Ангуло, откройте.

Нет, отнюдь не голос Санта-Марии, зря мы надеялись. Это голос Марии Старшего, Дуче. Мой бывший начальник второй раз в этой жизни спасает меня…

– Эй, Ангуло, ваши наемники нейтрализованы. Откройте.

Полковник подбегает к окну, лезет на подоконник, панически глядя вниз, но прыгнуть так и не решается. «Demonios», – стонет он… Тут и дверь вышибают. Это вам не твердыня московского Дома Писателя, это всего лишь «ложа фантастики» в провинциальном театре абсурда.

– Арестовать, – брезгливо распоряжается Мария.

Толстый, ворчливый, обидчивый старик – как же рад я тебя видеть! Его свита распределяется по комнате; сильные руки, схватив дона Мигеля за косичку, снимают его с подоконника, бросают об пол, обыскивают, снова поднимают, уводят под локотки прочь, и тот послушно двигает ногами, сохраняя достоинство на восковом от ужаса лице. Мой спаситель молча наблюдает. Его всегдашние очки ничего не выражают. И радости, этой секундной моей слабости – нет больше; радость сменяется пониманием новой ситуации.

Из одного плена – в другой.

Мой бывший шеф обращает наконец на меня внимание, молвивши кратко:

– Угораздило тебя, Жилин.

Разум наполняется силой. Хочу домой! Посторонись, учебник прикладной психологии, – нужные слова приходят сами собой:

– Шеф! Почему вас зовут Марией? Эта загадка всегда меня преследовала! Полные ваши данные, помнится, никто в отделе не знал. Мне рассказывали, что вы отбросил первое свое имя уже в двенадцать лет, когда выбрали себе второе.

– Что ты мелешь! – взрывается он.

Мне удается пустить слезу, всего одну, но этого достаточно.

– Я правду говорю… – скулю я, сведя глаза к переносице. – Зачем кричать? Упитанный итальянский мальчик со скверным характером любил командовать, за что друзья прозвали его «дуче». А папе с мамой, которые были еще норовистее, он очень не любил подчиняться. Нездоровая обстановка в семье и сформировала в малыше чувство протеста, проявившееся в форме ненависти к тому имени, которое дали ему родители. Редкая, противоестественная для католической Италии ситуация…

Теперь я смотрю в потолок, скосив глаза, насколько возможно. А Мария смотрит на чемоданчик со щупами и озабоченно морщит лоб. Кажется, он все понял.

– Очистите его от этой дряни, – командует он, указывая на клейкие нити, превратившие мое тело в неподвижный кокон. После чего он говорит куда-то себе в рукав:

– Снимай людей, капитан. Да, все посты снимай, тут у нас полная идиллия.

– Едва пришел срок, – рассказываю я, захлебываясь слюной, – помчался малыш в церковь, чтобы взять себе новое имя – то, с которым мужчина представлен Богу. Так и появился на свет Мария. А родители не сообразили попросить святого отца отложить обряд, не разобрались, чем на самом деле вызвано стремление сына поскорее креститься…

– Опоздали, – с горечью констатирует Мария.

Он машет рукой, отворачивается и лохматит свою седую шевелюру; он сильно раздосадован – не от того ли, что подчиненные слышат мои чудовищные откровения?

А подчиненные его заняты делом. Квадратноголовый здоровяк в шортах и в рубашке с расстегнутым воротом (без пиджака! без галстука!) колдует над моим креслом, выполняя приказ начальства. Тщательно и осторожно этот человек обрабатывает застывшую паутину, прыская элиминатором из баллончика. И пошла реакция: пластиковые языки уже пускают водичку, на их поверхности появляются кристаллики, резко пахнет эфиром.

– О Боге-то наш малыш думал меньше всего, – бросаю я в воздух больные фразы. – Будущий оперативник, волк. Бог для таких – всегда средство. Прежде всего он хотел удивлять. Тщеславный папаша, нарекающий новорожденного сына, хочет удивить соседей и родственников жены; тщеславный писатель, придумывающий персонажу имя, хочет удивить весь мир. Ну а этот молодой бунтарь был одновременно и папашей, и новорожденным, и писателем, и персонажем. Он помнил и о своих соседях, и обо всем мире. Какой же он был тщеславный… Эх, шеф, не знали вы тогда, что второе имя выбирается сердцем, что это не разумная реакция головы, даже в случае с вами. «Мария» в переводе с мертвых языков – «сосуд благодати». Мужчина, выбравший такое имя, как бы объявляет на весь мир, что он, во-первых, искренне доверчив, и во-вторых, ставит своей целью не преломлять чужую мысль, а создавать то, что недоступно другим людям. Забавно. Только таким невротикам и служить в Службе Контроля…

Полимер разваливается на низкомолекулярные продукты, путы слабнут, гибнут, осыпаются. Руки и ноги у меня уже свободны, но Марию с его свитой это совершенно не беспокоит! Оперативники также разваливаются, теряют стержень, ибо сложная и ответственная операция неожиданно превратилась в скучную рутину. Террорист Мигель арестован, а беллетрист Жилин, мягко выражаясь, не в себе… Великолепно. Мой Театр-Для-Идиотов нашел своих зрителей. Изображать юродивого, оказывается, совсем не сложно – только разреши себе вытащить на всеобщее обозрение то, что и так всегда с тобой.

Спрашивается, в самом ли деле я симулирую?

– Похожая история с вашей дочерью, шеф, – добиваю я Марию. Он каменеет, теперь он просто не может меня не слушать. – Агент Рэй – ах, как это по-мужски звучит! Все тот же бес тотального несогласия, сконцентрированный в имени. Случайный человек непременно решит, что агент Рэй – это Раймонд, а не Рэйчел. Девочке нравится собственная раздвоенность. Почему? И почему ваша дочь, упорно выращивая в себе мужское начало, взяла псевдоним «Мария»? Да потому, шеф, что она всю жизнь не дочерью вашей хотела быть, а сыном! Сыном, шеф!..