Агентство "Иллюзия". Возлюбленная для бастарда

– Или искали кого-то определенного? – с нажимом намекнул Стейн.

Валери недовольно поджала губы, вскинув подбородок и чуть прищурив черные глаза.

– Я не знаю, чего ты сейчас добиваешься, но почему-то мне кажется, что ты пытаешься меня в чем-то обвинить!

– Не обвинить, – все же вмешалась я в разговор. – Просто понять. У меня есть основания полагать, что мать-настоятельница приюта святой Агнессы – не та, кем пытается казаться. И нам крайне важно знать, что именно вас привело тогда в стены приюта.

Валери Эдерсона окинула меня таким взглядом, словно заговорить с ней имело наглость само кресло. Вскинула удивленно бровь, поморщилась:

– Я не стану обсуждать это с вами, милочка, – процедила она сквозь зубы. А после все же сорвалась: – Вы… вы хоть понимаете, что своей лицемерной игрой, сплетнями, враньем истоптали добрую память моей дочери?! У Лилит была одна… повторюсь, ОДНА дочь! Единственная! И ты… вы… О Многоликий… – она вскочила, и я рефлекторно последовала ее примеру. Стейн насторожился, но не двинулся с места, едва я вскинула руку, призывая его не вмешиваться. – Неужели ты думала, что я прощу тебе подобное?! Да кто ты та…

Взгляд Валери метнулся на мои руки, которые я сцепила в замок на животе, чтобы не выдать предательской дрожи, и герцогиня умолкла, словно подавилась своими же словами. Краски стремительно покидали ее лицо, губы задрожали, а в глазах появились слезы.

– Это невозможно… – хрипло и тихо проговорила она, впившись взглядом в мою руку. И я только тогда поняла, что привлекло ее внимание.

Взглянула на перстень – и вздрогнула. Камень был не голубым, а кроваво-красным. Как так? И что это значило?!

– Это… – прошептала Валери, всхлипнув, и по щекам ее потекли слезы. А поднятый на меня взгляд стал совершенно другим. – Лилиана…

Это имя, голос, боль стали тем ударом под дых, от которого закружилась голова. Ком подкатил к горлу, и я опустилась в кресло. Словно из густого тумана всплыло воспоминание, где женский голос спрашивает меня:

“ – Так кто ты, дорогая?

– Лилиана Адалинда Делсон-Глоссе! – не выговаривая половины букв, с гордостью отвечаю я.

– Эдерсон, дорогая. Повтори!

– Делсон!”

Я судорожно втянула воздух, всхлипнула и посмотрела прямо в глаза герцогини. На что она прошептала вконец побелевшими губами:

– Наконец-то я тебя нашла!

Это еще кто кого. Но говорить этого я уже не стала.

Некоторая растерянность в мимике Валери Эдерсон в несколько мгновений сменилась решимость и твердостью. Она рывком поднялась на ноги, решительно отвергая предложенную Стейном руку, и скорее приказала, чем предложила:

– Собирайся, Адалинда. Мы возвращаемся домой.

От резкой перемены и тона я слегка онемела. Ладно, верю и даже помню, что она моя бабушка, единственная родственница и все такое, но это не дает ей никакого права распоряжаться мной. Да ещё и так категорично. А уж подчиняться приказам – вообще не мое. Как-то всю жизнь самостоятельно решала, как мне быть и что делать. Вряд ли это можно изменить исключительно новым положением. Тем более что для осознания себя наследницей рода Эдерсон мне понадобится куда больше времени и моральных сил, нежели Туманной Розе – для того, чтобы начать командовать мной.

– Я прощу прощения, леди Эдерсон, – специально акцентируя внимание на официозе, обратилась я. – Но пока вы не расскажете мне… – после бросила быстрый взгляд на Бенджамина и поправила себя же: – …нам все, что вам известно, не вижу смысла даже с места двигаться.

Туманная Роза стиснула зубы, стрельнула в меня злым взглядом и процедила сквозь зубы:

– Это для обеспечения твоей же безопасности. Юная леди, ты теперь единственная наследница рода, а это накладывает определенные обязательства на тебя в первую очередь. Ты не представляешь, что тебе угрожает.

– Вот вы мне все и разъясните, леди, – совершенно спокойно присаживаясь в кресло, ответила на это я. – Пока о моем положении никому не известно. И может так случиться, что сиротка из приюта святой Агнессы в принципе не станет брать на себя никаких обязательств, – в этот момент на лице Валери появилось такое нечитаемое выражение, что я немного занервничала и заговорила куда миролюбивей: – Как я успела заметить, моя жизнь в опасности уже не первый год, не то что день. И несколько часов особо ситуацию не изменят.

Стейн застыл в шаге от меня, не прикасаясь, не говоря ни слова, но я чувствовала его поддержку, его защиту как стену, закрывающую меня от всего мира. Какое невероятное чувство – осознание безопасности, покоя, защиты. Что тебе ничего не угрожает и весь мир рассыплется, если вздумает преодолеть эту стену. Я едва подавила в себе порыв хоть прикоснуться к нему, хоть взять за руку. Только взгляд, полный благодарности за то, что он здесь, со мной.

– Упрямство – наша фамильная черта, – вздохнула бабушка, присаживаясь на диванчик, и, вынув из ридикюля мундштук, принялась вертеть его в руках. – Давно бросила это губительное пристрастие, – пояснила она в ответ на мой непонимающий взгляд. – Но привычка… думается легче. Что ты хочешь знать? Спрашивай, мне, похоже, скрывать уже нечего.

– Расскажите все. С самого начала, – попросила я, и голос от волнения сорвался.

Лицо Туманной Розы стало грустным, задумчивым, даже морщины стали глубже, отчетливей, словно само воспоминание выпивало ее силы и добавляло лет.

– Все началось задолго до твоего рождения, Лилиана, – начала она. И Стейн молча обнял меня за плечи, ненавязчиво успокаивая и поддерживая. – В тот день, когда Сердце треснуло и по миру разлетелись осколки. Твои отец и мать были одними из многих, кто искал части Сердца по всему континенту. Пока они занимались поиском, другие удерживали треснувший артефакт за счет своей силы, магии. И отдавали себя полностью. Артефакт поглощал их одного за другим, – при этих словах ладони Стейна на моих плечах дрогнули, и я сжала его пальцы, пытаясь хоть так поддержать. – Ушло несколько лет на то, чтобы собрать части Сердца. В тот день… последний день, когда я видела свою дочь живой, а тебя… вообще в последний раз, она прислала мне весточку. Всего несколько слов… – на глаза женщины навернулись слезы, но она перевела дыхание, беря эмоции под контроль, и процитировала: – «Я выполнила задание. Скоро все будет хорошо. Мы направляемся во дворец Трейнхолд на прием. Самое ценное – в моем сердце». Она написала только мне, чтобы не выдать тайны и не сорвать всей операции. Я выучила на память каждую черточку в этом письме. И на следующий день пришло второе послание, в котором меня уведомили, что на экипаж четы Эдерсон-Гроссе совершили нападение. Супруги мертвы, маленькая дочь – пропала. Что примечательно… у Лилит… вырвали сердце… – леди Эдерсон перевела дыхание и умолкла.

Мы не подгоняли ее, не задавали вопросов, понимая, как тяжело ей дается каждое слово. Но ответ напрашивался сам – предатель был даже в стенах замка Эдерсон.

Из недр моей памяти, словно клочки предрассветного тумана, выплывали обрывки воспоминаний. «Ты – мое сердце», – нежно повторял счастливый женский голос. И внутри что-то заледенело от окончательного осознания…

– Леди Эдерсон, вы полагаете, можно было вживить осколок в тело? – все же прервала я затянувшуюся паузу.

– Да, – словно придя в себя, кивнула бабушка. – Есть способ. Его разработал отец нынешнего советника Глори. Лилит некогда была ученицей герцога Глори, а нынешний советник даже пытался за ней ухаживать, но она выбрала графа Гроссе…