Агенты Берии в руководстве гестапо

Центр после проверки полученных сведений и нескольких контрольных запросов согласился с этими условиями. Возможно, убедила именно их «нестандартность» — германские спецслужбы, уж конечно, постарались бы придумать своим агентам достоверные имена и легенды. В конце концов, даже в случае «игры» Москва ничего не теряла. Она уже вела в это время одну радиоигру. И в любом случае надеялась перехитрить противника. Поэтому имя Ресслера русские узнали много позже, после его ареста — он значился лишь как «Люци» (по созвучию с Люцерной, где жил). А его источники информации до сих пор известны лишь под псевдонимами: «Вертер», «Ольга», «Тедди», «Фердинанд», «Штефан», «Анна» и др. Сведения они поставляли действительно сверхсекретные и необычайно быстро (видимо, используя структуры германской армейской связи и радиослужбу швейцарской контрразведки).

Американский писатель Льюис Килзер в своей сенсационной книге даже пытался отождествить таинственного «Вертера» с Борманом. Впрочем, такое предположение никак не может быть принято. Хотя бы по той причине, что автор не потрудился доказать свою версию. И явно перепутал канцелярию Гитлера с ОКВ. «Вертер» давал информацию не политического, а только военного характера — подробные планы операций, сведения об их разработке, передислокации частей и соединений, данные разведки о Красной Армии. По заключению всех экспертов, это был высококвалифицированный военный-генштабист. Чего нельзя сказать о Бормане, никогда не служившем в армии и совершенно некомпетентном в военных вопросах.

Да и вообще псевдонимы были условными. Осталось неизвестным даже то, скрывались ли за ними физические лица или группы людей. Те же самые информаторы снабжали Реслера сведениями и раньше — для швейцарцев и англичан. А получили псевдонимы, когда он стал сотрудничать с Радо. Передаваемые материалы он снабжал пометками «из ОКВ», «из ВВС», «из МИД», и именно по этим пометкам была введена классификация, их заменяли псевдонимами. Из ОКВ — «Вертер» (по созвучию с вермахтом), из штаба люфтваффе — «Тедди», из управления связи — «Ольга», из швейцарского генштаба — «Анна».

Успешно действовала и советская контрразведка. Шелленберг горделиво сообщает в своих мемуарах, что германским спецслужбам удалось завербовать «двух офицеров в штабе маршала Рокоссовского». Что ж, эта история известна. «Офицеры в штабе маршала Рокоссовского» были агентами НКГБ, от всей души водившими немцев за нос. В частности, они тоже были причастны к забросу дезинформации в период Сталинградского сражения.

А русская разведка разворачивала работу и на других направлениях. Так, осенью 1942 г. во Франции была создана группа «Мориса», независимая от организации Треппера. Что косвенно свидетельствует — в Москве о провалах знали и готовили резервную сеть. Еще одним свидетельством является приказ, посланный в Швейцарию для «Сиси»: сменить шифр — после того, как на нее вышел Ресслер, и Центр проверил истинность поставляемой им информации.

Правда, тут вышла накладка. Видимо, уровень и возможности германских служб радиоперехвата были советским руководством недооценены. Указание о новом шифре— книга «Буря над домом», издательство Эбере, 471-я страница, было передено прежним шифром. И прочитано. Как писал контрразведчик абвера Флике, «радиограмма представляла собой сенсацию: впервые узнали название книги-ключа, которая давала возможность читать все радиограммы, зашифрованные с помощью этой книги».

Гестапо тем временем усиленно разворачивало игру по планам операции «Медведь». Как уже отмечалось, Мюллер еще с лета оттеснял «конкурентов» и постепенно прибрал операцию из совместного ведения в собственные руки. Под предлогом крайней секретности радиослужба абвера была практически отстранена от дела. Ее функции перехватила гестаповская зондеркоманда «Функшпиль», специально созданная для радиоигры и подчиненная руководству команды «Роте капелле». Абверовцев знакомили с материалами сугубо в части касающейся — когда что-то требовалось от них. Доходило до обид: капитан Пипе, первым добившийся успеха в пеленгации, жаловался начальству, что его больше не допускают к расследованию. Местное парижское гестапо во главе со штурмбаннфюрером СС Бемельбургом, которому принадлежала главная заслуга в выслеживании и арестах разведчиков, также было оттерто в сторону. Сотрудники зондеркоманды «Роте капелле» деликатно подсказали узникам, что в присутствии Бемельбурга не стоит разглашать какие-либо сведения.

А когда из Берлина прибыла группа следователей, чтобы допросить соратников Треппера об их связях с группой Радо в Швейцарии, Берг счел нужным пояснить арестованным, что этим следователям вовсе не обязательно выкладывать имеющуюся информацию — поскольку они из службы Шелленберга. В прошлой главе указывалось, что гестапо тоже интересовалось швейцарской группой, но помогать разведке СД отнюдь не намеревалось.

Впрочем, в деятельности зондеркоманды «Роте капелле» секретность была доведена вообще до абсолюта. Арестованных разведчиков даже не регистрировали в тюрьмах, а надзиратели и тюремное начальство не то что не имели права общаться с ними, а даже видеть их лица. Их приводили в камеры и уводили, надев на головы специальные мешки. Ну а как же иначе — малейшая утечка информации могла сорвать «функшпиль»! Но для перевербованных радистов и руководителей создавали льготные условия. Размещали в удобных охраняемых особняках, обеспечивали хорошее питание, демонстрировали гуманное и уважительное отношение. И подъезжали тонко. Трепперу после ареста Гиринг заявил, что в Германии есть влиятельные лица, желающие заключить с СССР сепаратный мир. Поэтому, дескать, радиоигра вовсе не будет направлена во вред России, а станет инструментом для наведения контактов и установления доверия между сторонами. Сперва пойдет сугубо правдивая информация, а когда Центр поверит в искренность и дружелюбие людей, ведущих игру, последуют более серьезные предложения.

Впрочем, при этом пояснил и другое — что в случае отказа сотрудничать последует не только смерть Треппера, но и сообщение о его предательстве в Москву, что скажется на судьбе семьи, оставшейся в СССР. И «Большой шеф» согласился. Всего из 8 передатчиков, входивших в его организацию, было «повернуто» 6. Шелленберг в своих мемуарах преувеличил в 10 раз, называя фантастическую цифру 60. Что, разумеется, просто неправдоподобно. Доживая свой век в Италии, он любил приврать и пустить пыль в глаза. Опять же, надеялся заработать на книге, а заодно припугнуть западные спецслужбы масштабами советской угрозы — шла «холодная война». Вдруг вспомнят, востребуют специалиста.

Но в деятельности гестапо в это время вдруг начались «странности» и загадки, ничуть не меньшие, чем те, которые преподнес советский Центр. Дело в том, что радиоигра и все упомянутые меры чрезвычайной секретности почти сразу же… потеряли смысл. В январе 1943 г. один из перевербованных радистов, Йозеф Венцель, был привезен для очередного сеанса связи на конспиративную квартиру в сопровождении двух гестаповцев. Когда они вошли в прихожую, Венцель заметил, что ключ остался в замке с наружной стороны. Воспользовавшись секундной оплошностью агентов, снимавших пальто, он выскочил на лестницу и запер дверь. А пока ее выбивали изнутри, был таков. То есть произошла явная утечка информации! Правда, на самом-то деле у Венцеля связи с Центром не было, он просто «залег на дно» у знакомых и скрывался до ухода немцев. Но ведь гестапо не могло этого знать! Участник радиоигры бежал! По всем канонам ее следовало прекратить. Тем не менее зондеркоманда продолжила «функшпиль», будто ничего не случилось. Поступить так она могла только с разрешения Мюллера.

В это же время Треппер, обеспокоенный, что Москва никак не реагирует на сигналы о провалах и на поданный им в эфир знак работы под контролем, решил сделать собственный ход. Тайком передать сообщение о подлинном состоянии дел. Он убедил гестаповцев, что для поддержания доверия Центра ему нужно периодически бывать в городе и появляться на «контрольных явках». Поверили ему или нет, но согласились. Под предлогом такой «контрольной явки» Треппер дважды посетил лавку Жюльетты Мусье, связанной с французской компартией, и сумел скрытно сунуть ей написанный мелким почерком на клочке бумаги доклад о работе под контролем (посоветовав скрыться и ей самой).

Однако именно в этот период, в начале 1943 года, Шелленберг заметил первые странности в поведении самого Мюллера. Произошло это на международном совещании полицейских атташе. Оба руководителя спецслужб изрядно употребили на банкете и уединились, чтобы еще «полирнуть» коньячком. В раннем варианте рукописи Шелленберга (английское издание) и позднем (немецкое издание) текст диалога сильно отличается. Из чего видно, что шеф разведки СД восстанавливал его в меру собственной фантазии и конъюнктуры. Но все же приведу этот отрывок (по английскому изданию).

Разговор завелся о стойкости на допросах агентов из группы Шульце-Бойзена — их казнили как раз незадолго до этого. И Мюллер сказал: «Они погибли, веря в возможность такого решения (т. е. коммунизма). В учении национал-социализма слишком много компромиссов, и оно не в состоянии возбудить такую веру. Идеи же духовного коммунизма в состоянии это сделать. Коммунизму присуще твердо установленное отношение к жизни, которое отсутствует у большинства наших западных интеллигентов, исключая, возможно, некоторых эсэсовцев… Если нам суждено проиграть эту войну, то причиной проигрыша будет не недостаточный военный потенциал, причиной будет духовная неспособность наших руководителей. У нас нет настоящих руководителей. Правда, у нас есть наш руководитель — фюрер, но на нем все замыкается. Возьмем толпу, находящуюся в его непосредственном подчинении. Кого вы там найдете? Они день и ночь проводят в непрерывных ссорах: одни стремятся заручиться расположением фюрера, другие закрепить за собой власть. Несомненно, что фюрер давно уже это видит, но, руководствуясь совершенно непонятными для меня соображениями, по-видимому, предпочитает именно такой порядок вещей для того, чтобы властвовать. Вот в чем его главный недостаток…