Агидель стремится к Волге

Деуеней-батыр ответил на его вопрос вопросом:

— Тебя послушать, мы должны все молча терпеть, закрыв глаза на беззаконие. И пускай кильмешяки наглеют, да? А разве бездействие не преступление, хэзрэт? Кто ж позаботится о будущем башкортов, если не мы сами?

— Я тоже не собираюсь сидеть сложа руки, — с обидой произнес Садир-мулла. — До сих пор мы решали все миром, при помощи договора с Ак-батшой. И теперь могли бы. Как узнает батша Романов про то, что здесь кильмешяки творят, нарушают его уложение, небось, даром им это не пройдет.

— И впрямь, почему нам такое в голову не пришло? Нужно сообщить батше, пускай их накажет, — обрадовался Арысланбек.

Батыры поддержали его предложение, восклицая:

— Вот это мудро!

— Решено, будем писать письмо Ак-батше!..

Садир-мулла вышел в соседнюю комнату, где сидел вместе с матерью его двенадцатилетний сын Саит. Вручив мальчику бумагу и карандаш, он сказал:

— Улым, мы с агаями собираемся сочинить Ак-батше письмо. А ты будешь писать под диктовку.

И Сайт, сын старшины Тамьянской волости, стал аккуратно записывать все, что диктовали ему взрослые:

«Великий падишах!

Обращаемся к тебе, веруя в справедливость и милосердие твое, от имени народа Сибирской дороги Башкортостана…

…Как зима станет, воеводы с Верхотурья присылают к башкортам для ясачного сбора стрельцов. Тех ясатчиков мы возим нартами на себе, потому как место у нас лесное и зимою санных дорог нет. Верхотурские стрельцы остаются у нас, живут да кормятся во всю зиму. Мужчин гоняют в лес на промыслы за шкурками, а сами тем временем позорят наших жен, детей избивают. Деньги у нас вымучивают и куниц себе емлют. Ясак собирают не по книге, как положено, а сверх того, для своей корысти правят.

А когда мы сами приходим с ясаком на Верхотурье, воеводы нам ясачных книг не кажут, емлют ясак с лишком. Прежде платили мы по пяти куниц с человека, а ныне воеводы требуют по десять.

От такого насильства башкорты гибнут. Многие в разорении, задолжали великие долги, позакладывали жен, детей и разбежались. А положенный им ясак приходится платить другим.

У башкортов, которые живут в горных лесах, земли для хлебопашества нет. Летом саранками кормятся, а зимой рыбой пробиваются…»

Попросив сына переписать грамоту, чтобы оставить у себя копию, Садир-бей обвел гостей вопросительным взглядом.

— Ну, кто из вас возьмется доставить письмо в Москву?

Джигиты промолчали.

— Выходит, зря писали?

— Надо бы такого человека послать, который с Ак-батшой говорить сможет, — сказал Хары Мэргэн.

Садир удивился тому, что готовые на самые решительные действия батыры боятся ехать в Москву.

— Да, вижу я, не нашлось среди вас смельчаков… — с укором воскликнул он. — Хотите на меня эту ношу взвалить? Ну что ж, дождемся весны. Пускай дороги просохнут. Тогда и съезжу, если на то будет воля Аллаха…

— Э-эй, жди-дожидайся, покуда просохнут! — проворчал Баязан Туктамышев.

— Не хочешь ждать, тогда сам поезжай! — сказал ему Деуеней Давлетбаев.

— А вот и поеду! Отчего не поехать? Сам отвезу письмо в Москву!.. — решительно заявил тот.

Несколько человек, раззадорившись, изъявили желание его сопровождать. И вскоре, собрав меха в дар царю и его приближенным, конники-джигиты отправились в Первопрестольную…

II

Посланные к Белому царю с письмом батыры домой не вернулись. Бесследно исчезли. И лишь позже выяснилось, что по дороге на них напали воровские казаки, ограбили и забили их до смерти.

А тем временем в Башкортостане все шло своим чередом. Невзирая на наличие жалованных грамот Ивана Грозного и уложения Алексея Михайловича Романова от 1649 года, закреплявших права коренного населения, пришельцы все так же бесцеремонно продолжали теснить вотчинников с их законных земель.

Доведенные до отчаяния бесчеловечностью сборщиков податей башкиры Сибирской и других дорог бросали насиженные места и убегали к калмыкам и киргиз-кайсакам.

Не помогло и то, что старшина Тамьянской волости Садир-бей лично обращался к уфимскому и верхотурскому воеводам. Не было также никакого толку от жалоб, которые шли и шли в Москву одна за другой.

Между тем, словно в отместку никак не унимавшимся башкирам, воеводы затеяли строительство целой череды новых русских городов по берегам Исети, Асели и Миасса. Появились Арамильская, Камышевская, Багаряцкая, Верхне-Миасская-Чумляцская, Белоярская, Новопесчанская слободы, Колчеданский и Катайский остроги. На западе приступили к возведению Закамской линии, по которой за короткий срок были построены такие города, как Мензелинск, Заинек, Ерыклинск, Тиинск, Билярск, Новошешминск. Их заселяли пленными поляками.

Новый уфимский воевода, посулив калмыкам земли от Волги до Яика и Сакмары, стал подстрекать их против башкир и даже оказывал им военную помощь.

Положение коренных жителей становилось бедственным и отчаянным и, воспринимавшие поначалу переселенцев дружелюбно, башкиры стали испытывать враждебность по отношению к ним. Давние их мечты о создании самостоятельного государства терпели крах. Обнищавший от грабежей народ снова оказался на грани выживания.

Садир-бей не мог взять в толк, отчего так лютуют кильмешяки. И невольно закрадывалась мысль, что без царского благословения они вряд ли бы осмелились так поступать с башкирами — грабить их, в десятки раз взвинчивать подати, незаслуженно обижать и унижать, избивать их, измываться над женщинами.

Да, Белому царю наверняка все известно. Вон и стольник Языков да воевода Зеленов со своими казаками в укреплениях на Закамской линии объявились. Это явно неспроста…

А тем временем численность войска, присланного в Зауралье из центра России, выросла в несколько раз. Неуклонно увеличивалось и количество иноземных офицеров-наемников. Ходили также слухи, будто полковник Полуэктов [56] , разместивший два своих полка между Тоболом и Исетью, пытается насильно крестить башкир. И это, судя по всему, правда…

56

Эти полки привезли с собой 1000 пудов пороха, 4000 пудов свинца, 1000 пудов фитиля, 14 пушек, 1000 мушкетов и другое оружие (из Акта арх. Экспедиции. Т. IV).

Уж как ни ломал Садир-мулла голову, думая, каким образом вызволить народ из беды, но так ни до чего и не додумался. А в один из дней, когда он сидел, пригорюнившись, будто человек, уронивший в омут топор, пожаловал к нему Хары-Мэргэн.

Батыр тепло поздоровался с муллой, обхватив обеими ладонями его руки, после чего сообщил, что большинство башкир Сибирской дороги собираются перенести летовки в безопасное место, переправить женщин, детей, стариков, живность поближе к истокам Яика и Агидели.

— Большинство, говоришь? Значит, не все согласны переехать? Неужто есть такие, кто хочет остаться? — удивился Садир-бей.

— Да нет таких. Просто надо же было кого-то оставить аулы охранять. Вот мы и отобрали по одному человеку из каждой семьи.

— Уже начали переезжать?

— Нет еще. Но как только переправим своих в безопасное место, начнем готовиться к войне. Ты нам поможешь, хэзрэт?

— Какой разговор, конечно. Уж я-то в стороне не останусь, — ответил тот.

Хары-Мэргэн обрадовался.